Майгайс, опустив голову на руки, смотрел назад, на Лайцене. Каменистый берег становился все более пологим, городские домишки словно прижимались к нему. Отсюда не было заметно грязи провинциального городишка, сюда не доходила его вонь. Серые и зеленые крыши чуть поблескивали на солнце. Надо всем нависла удушливая неподвижная одурь, и, словно из тумана, время от времени появлялась долговязая фигура Доры Гармат с блекло-рыжеватыми волосами и широкой глуповатой улыбкой на лице…
Лодка не успела причалить, как Майгайс уже выскочил на берег, крикнул лодочнику: «Жди!» — и рысцой пустился вверх, вдоль ограды усадебного парка. От подъема на крутой пригорок и от волнения у него прерывалось дыхание, пот градом катился со лба. Между домиком привратника и господским погребом у ворот, ведущих во двор усадьбы, он на минуту остановился перевести дыхание и поправить галстук. Потом утер пот, выпустил на лоб прядь волос и, слегка пошатываясь, двинулся по дорожке к подъезду помещичьего дома.
Из-за какого-то заборчика выскочил большой лохматый пес с разинутой пастью и высунутым языком. Он обнюхал Майгайса и его аппарат. Равнодушно, даже нехотя, словно выполняя какую-то неприятную обязанность, куснул фотографа пониже колена, потом столь же равнодушно принялся гоняться за курами.
Помещик, сидя на веранде в плетеном кресле-качалке, читал в «Дюна цайтунг» о травле зайцев. Потревоженный кудахтаньем, он сердито поднял голову. Видимо, он принял Майгайса с его аппаратом за странствующего шарманщика, потому что тотчас замахал в его сторону газетой, будто отбиваясь от назойливой мухи, и громко закричал:
— Не надо… не надо! Пожалуйста, не шумите здесь! — После чего совсем скрылся за газетой.
Майгайс, собравшись с духом и откашлявшись, подошел ближе…
— Извините, сударь, но меня известили… Вы сами велели мне прийти…
— Кто велел приходить? — Помещик ничего не мог припомнить.
Так и так, — Майгайс принялся рассказывать и объяснять. А сам тем временем одним глазом посматривал на окна, а другим на кусты — не видно ли где белого платья… Нет, но видно… Должно быть, бедняжка от радости и стыда спряталась…
Наконец помещик понял, кивнул головой, положил газету и спустился с веранды.
— А ваш аппарат хорошо снимает? — спросил он и недоверчиво посмотрел на Майгайса.
— Очень хорошо… новейшая система… — пояснил Майгайс и, глядя в чащу парка, невольно привстал на цыпочки.
Помещик, следя за взглядом Майгайса, тоже поднял голову и, посмотрев на прибитую четырьмя гвоздями к стволу клена птицу, стал объяснять:
