Генри принес ведро холодной воды, несколько кусков чистой ткани и бутылку, в которой Итан распознал ром. Он помог Итану взобраться в кресло и начал мыть раны на его лице. Руки старого бондаря на удивление были мягкими и умелыми, несмотря на то, что работал медленно. Ткань очень быстро пропитывалась кровью. Генри постоянно обмакивал тряпицы в ведро и вскоре вода окрасилась в розовый.
— Много крови, — сказал бондарь после длительного молчания.
— Я заметил. Думаю, я рад, что у меня нет зеркала.
— У меня есть одно, — сказал ему Генри. — Могу принести, если хочешь. Не так уж плохо и выглядишь. Вероятно, чувствуешь себя хуже, чем смотришься.
— Ага, возможно. Спасибо, Генри.
Бондарь закончил его отмывать, потом открыл ром и налил немного на чистую тряпицу.
— Это необходимо? — спросил Итан.
Генри пожал плечами.
— Говорят, это уберегает от инфекции.
— Я буду пахнуть как спиртзавод. Люди будут думать, что я напился.
— Я б напился, если бы выглядел как ты, — сказал Генри, гогоча.
Итан нахмурился, но потом указал бондарю на ром.
Генри наклонился и вперед и начал протирать порезы Итана.
Несколько следующих минут Итан провел резко вдыхая и выдыхая сквозь зубы.
— Проклятие! — сказал он в шестой или седьмой раз. — Неужели необходимо использовать так много?
Бондарь с сомнением посмотрел на бутылку.
— Не думаю, что лью много.
Итан на мгновение закрыл глаза и покачал головой.
— Уверен, что нет. Просто… продолжай то, что делаешь. Буду держать свой рот… — Он снова поморщился, когда Генри коснулся пропитанной тряпицей еще одной ранки на виске, — закрытым.
Генри снова поморщился.
— Хочешь, чтобы я закончил?
Итан мельком взглянул на него прежде, чем забрать бутылку, вытащил пробку и сделал глоток. Ром обжигал, но был хорош.
— Не останавливайся.
Бондарь кивнул в знак одобрения, беззубо улыбнулся и вернулся к работе.
Когда Генри наконец-то закончил, Итану пришлось признать, что ему стало гораздо лучше. Он неуклюже поднялся и начал стаскивать свой камзол и рубашку.
— Тебе стоит отдохнуть, — сказал бондарь.
— Я не могу. Мне нужно нанести визит на улицу Маяка.
— Улица Маяка! — повторил Генри. — Кого ты там знаешь?
— У меня встреча с Абнером Берсоном.
У бондаря отвисла челюсть, и он покачал головой.
— Прайс и Берсон в один день. Да ты забираешься все выше по социальной лестнице этого мира, Итан.
Итан ничего не сказал. Генри, вероятно, был бы поражен, узнав, в каком доме вырос Итан. Гордость так и выпячивала из отца Итана, который оказался способным приобрести дом в квартале Кафедрального Собора. Эллису Кэйли было бы стыдно за сына, живущего в одной комнате в переулке Бондарей.
