Вторая пылкая любовь случилась уже в Москве: на этот раз ее мужем стал молодой человек, на 10 лет моложе ее (ей было 33, ему — 23), которому суждено было стать моим отцом. Мама была всегда очень привлекательна, чувственна: полная, излучающая жизнеутверждающую энергию — достаточно взглянуть на ее фотографии 20–30-х. Прочитав несколько пылких стихотворений, который посвятил ей великий и, к сожалению, забытый ныне поэт Павел Васильев, нетрудно понять, почему отец, встретившись с Васильевым в Доме литераторов, бросился на него с кулаками. Дрались нешуточно: сцепившись, катались по полу. Их пришлось даже разнимать.
Мама была свидетелем многих выдающихся событий русской культуры. В ее доме бывали Горовиц, Прокофьев, Софроницкий, Маяковский, Бурлюк… Последних двух, правда, из дома выставляли — футуристов здесь не жаловали.
Вернувшись из Америки, мама стала заниматься переводами, поскольку помимо французского, который с детства хорошо знала, она уже свободно говорила и по-английски. Позднее она начала писать стихи, занялась поэтическими переводами. Из-под ее пера вышли очень разные работы: помимо немногих, но, на мой взгляд, замечательных стихов, есть и книги по истории искусства и культуры, истории Москвы. Ею переведено около 30 оперных либретто с итальянского и французского, она переводила Шекспира, а с провансальского языка — этому она посвятила несколько последних лет — Жозефа Д’Арбо и Мистраль. Помню последнюю поездку с мамой в Прованс, она уже была в преклонных годах, и ей было трудно ходить. Раньше она бывала там с туристами, а теперь вдвоем со мной.
Мы приехали рано утром, мама была очень взволнована: не останавливаясь рассказывала мне о Верцингеторигсе, вожде галлов (тех самых рыжеволосых галлов, которые так сопротивлялись римским завоевателям), об их истории и мифах.
Каждый человек по-своему удивителен. Мама обладала многими качествами, которые привлекали к ней самых разных людей — от прославленных музыкантов и скульпторов до начинающих студентов, вступающих в сферы поэзии и литературного перевода. Круг маминых знакомств был очень широк, но виделась она со многими с каждым годом все реже: объясняла это тем, что времени на встречи с неинтересными людьми у нее нет.
Мама никогда не сидела без дела, она просто была не в состоянии сидеть «сложа руки». Либо писала, либо готовила, либо рукодельничала — вязала что-то для внуков. Мама делала все, начиная от абажуров, с которыми, как и со многим у нас в те годы, была проблема, до шляп собственных моделей. Как известно, в 50–60-е с этим делом в России было достаточно трудно: поэтому в доме стояла американская, еще 20-х годов, шляпная болванка, мама выдумывала свои фасоны, отпаривала какую-то байку, отглаживала на болванке заготовки. А еще она любила копаться в саду: обожала сирень и розы. Мама все время была занята каким-то созидательным трудом.
