Поэтессы Серебряного века | страница 14
И сонного Кремля —
Я буду помнить, буду помнить
Просторные поля.
И легкий воздух деревенский,
И полдень, и покой, —
И дань моей гордыне женской
Твоей слезы мужской.
Мое последнее величье
Мое последнее величье
На дерзком голоде заплат!
В сухие руки ростовщичьи
Снесен последний мой заклад.
Промотанному – в ночь – наследству
У Господа – особый счет.
Мой – не сошелся. Не по средствам
Мне эта роскошь: ночь и рот.
Простимся ж коротко и просто
– Раз руки не умеют красть! —
С тобой, нелепейшая роскошь,
Роскошная нелепость! – страсть!
Расцветает сад, отцветает сад…
Расцветает сад, отцветает сад.
Ветер встреч подул, ветер мчит разлук.
Из обрядов всех чту один обряд:
Целованье рук.
Города стоят, и стоят дома.
Юным женщинам – красота дана,
Чтоб сходить с ума – и сводить с ума
Города. Дома.
В мире музыка – изо всех окон,
И цветет, цветет Моисеев куст.
Из законов всех – чту один закон:
Целованье уст.
Co мной не надо говорить…
Co мной не надо говорить,
Вот губы: дайте пить.
Вот волосы мои: погладь.
Вот руки: можно целовать.
– А лучше дайте спать.
He смущаю, не пою…
He смущаю, не пою
Женскою отравою.
Руку верную даю —
Пишущую, правую.
Той, которою крещу
На ночь – ненаглядную.
Той, которою пишу
То, что Богом задано.
Левая – она дерзка,
Льстивая, лукавая.
Вот тебе моя рука —
Праведная, правая!
Маска – музыка… А третье…
Маска – музыка… А третье
Что любимое? – Не скажет.
И я тоже не скажу.
Только знаю, только знаю
– Шалой головой ручаюсь! —
Что не мать – и не жена.
Только знаю, только знаю,
Что как музыка и маска,
Как Москва – маяк – магнит —
Как метель – и как мазурка
Начинается на М.
– Море или мандарины?
Писала я на аспидной доске…
С. Э.
Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблеклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками по льду и кольцом на стеклах, —
И на стволах, которым сотни зим,
И, наконец, – чтоб всем было известно! —
Что ты любим! любим! любим! – любим! —
Расписывалась – радугой небесной.
Как я хотела, чтобы каждый цвел
В веках со мной! под пальцами моими!
И как потом, склонивши лоб на стол,
Крест-накрест перечеркивала – имя…
Но ты, в руке продажного писца
Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!
Непроданное мной! внутри кольца!
Ты – уцелеешь на скрижалях.
Вчера еще в глаза глядел…
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче – всё косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, —
Все жаворонки нынче – вороны!
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О, вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что тебе я сделала?!»
И слезы ей – вода, и кровь —
Вода, – в крови, в слезах умылася!