— Да. Распнут. Уже решили.
Солдат шагал туда и обратно как маятник, Варавва опять тупо уставился на свои руки.
Время шло; он снова окликнул стража:
— Слушай. Ты, может, знаешь, кого я убил?
— Знаю. Сына Яхели. Зарезал.
— Сына Яхели… За это распнут?
— Не только. Еще ты был с мятежниками.
— С мятежниками… А! Нет, подожди. Ты послушай. Не уходи. Знаешь, это — что ты сейчас сказал — неправда, все неправда. Но меня ведь все равно казнят? Конечно. Казнят. Ну, а тогда…
— Что тогда? Может, скажешь, ты не виноват? Не пытайся. Яхель все рассказала. Ты шел с толпой, с этими, с мятежниками, солдаты их остановили на улице, ты хотел удрать и прыгнул через окно к ней в дом. А дальше что было, ты лучше меня знаешь.
Варавва молчал. Потом, как бы осененный внезапной мыслью, заговорил:
— Слушай. Это все неправда. Понимаешь? Но все равно. Раз уж так случилось. Пусть. А тебе я скажу, чтобы… У тебя дети есть? Вот и хорошо. Ради детей. Чтобы ты когда-нибудь рассказал детям, если не припомнишь чего получше. Я не знаю ни Яхели, ни ее сына, в глаза их не видел. Не знаю, какими создал их Иегова, это верно, как то, что я еще жив. Однажды вечером стояла луна, светло было, будто белым днем. Я шел по улице, просто шатался, как многие, от нечего делать. Даже и торговцы иногда так бродят. Вдруг из-за угла — целая толпа, с оружием, кричат, бегут изо всей мочи. Прямо на меня бегут, словно из сумасшедшего дома вырвались. Никогда с тобой такого не бывало, солдат?
— Не лги, это мятежники бежали, и ты с ними.
— Я не лгу. Они бежали прямо на меня. И потом, если веришь, что так было, это все равно что на самом деле так было, даже больше. Вот я тебе и говорю: они мчались прямо на меня, и я бросился бежать. Они неслись будто камни, а не люди, понимаешь? На меня не смотрели, имени моего не кричали, но я понял: если догонят — конец, затопчут. И тут увидал раскрытое окно и влетел тоже как камень. Попал на ложе, перекувырнулся, оказался в углу. Тот, что спал на ложе, проснулся, закричал в испуге.
Ты, наверное, знаешь: кто в темноте какое-то время побудет, хорошо видит, а кто только проснулся, не видит ничего. И вот я стою в своем углу и смотрю: с другого ложа вскочила тень, две тени сцепились, дерутся яростно. Тут я догадался: оба думают, что дерутся со мной. Они упали на пол, одна на другую. Тот, что был внизу, крикнул один только раз и замолк. И я понял: тот, что снизу, убит вместо меня. На крик сбежались люди, принесли светильники, видят: стою я, против меня — женщина, растрепанная, вся дрожит, а между нами лежит на полу человек, и нож косо торчит у него в груди.
