— Вот он. Твой мужик. У тебя его деньги, ну-ка тащи сюда.
Женщина подняла фонарь, оглядела матроса сверху донизу с тупым изумлением.
— Какие деньги? Какой мужик? Пьянчуги проклятые. Женщина погасила фонарь, с силой захлопнула дверь. Камигуан стоял словно в оцепенении, услышал голос Педро Ноласко:
— Надо этого гада проучить, всыпать как следует.
Потом он слышал, как приятели успокаивали Педро, как пошли прочь… сейчас он останется один, оплеванный… каким-то чужим, не своим голосом он крикнул им вслед:
— Чего обижаться-то, я просто спутал. Сию минуту все устроим. Пошли похлебки поедим, а перед тем выпьем по маленькой.
— Заткнись, подлюга! — взревел Педро Ноласко.
— Да ладно тебе, Педро, пусть его, убогий ведь.
А матрос все твердил, будто ничего не произошло:
— Куры мои, водка ваша. Мигом кур раздобуду, похлебку соорудим.
Один сказал мирно:
— Ну ладно. Ступай, коли хочешь. Только, гляди, долго ждать не будем.
— В минуту обернусь, — воскликнул матрос и кинулся бежать. На земле кучей лежали кирки и лопаты, он споткнулся, упал. Поднялся: брюки порваны, царапина на ноге кровоточит. Те смотрели, смеялись. Он заковылял дальше как только мог быстро. Шагал наугад среди домов и ранчо. Почти уже не видно огней города. Изредка слышится далекий собачий лай. Он шел, ни о чем не думая, будто наполненный гулкой пустотой. Будто призрак, маячила перед глазами тень крашеной шевелюры, и он машинально ощупывал грубыми пальцами рисунок на своей груди.
Рядом возникла низкая изгородь загона. Вокруг темно, тихо. Он осторожно перелез через изгородь, дошел до дерева. На ветвях спали куры. Он тихонько приблизился. Встал на цыпочки, почти уже схватил курицу, но нечаянно задел ее; курица с громким кудахтаньем слетела с ветки, за ней с шумом кинулись остальные. Из темной пустоты, испуганно хрюкая, появился тощий поросенок. Матрос стоял неподвижно, глядя, как куры, хлопая крыльями, слетают на землю. Настороженно посматривал в сторону дома. Постепенно все стихло. Он понял, что кур ему не добыть. И поглядел на тощего поросенка, что-то вынюхивавшего в траве; подкрался, схватил поросенка за задние ноги. Поросенок залился пронзительным визгом.
— Замолчи, чертов сын, — испуганный, ошарашенный, бормотал Камигуан. Быстро связал поросенку ноги, вскинул его на плечи. С большим трудом, разорвав окончательно одежду, ухитрился вновь перелезть через изгородь. И побежал изо всех сил, оглушенный, опутанный отчаянным визгом. Пот тек по телу, в горле пересохло. То и дело он спотыкался под своей ношей. Плотную темноту ночи буравил визг поросенка.
