— На парусном бы судне служить, вдоль всего побережья пройти. В порты бы заходили, какао грузили, бананы. На реи взбираться, паруса ставить, на палубе спать. Вот это жизнь!
Вернулись в погребок.
— Пошли баб поищем, — предложил тот, что выходил вместе с Камигуаном. Подошли к остальным, Камигуан сказал:
— Здесь нам очень даже уютно, только вот чего не хватает…
Он расстегнул блузу, и все увидели на его груди наколотую красным обнаженную женщину; от движения мускулов женщина словно бы извивалась.
Все громко расхохотались, один лишь Педро Ноласко едва глянул.
— Неплохо бы, только здешних не надо, тут все дешевки. Я знаю таких, что в доме живут.
— Тогда пошли.
Матрос хотел заплатить и вдруг, только теперь, вспомнил, что денег у него нет. Как же это он совсем забыл? Что делать? Как сказать приятелям, чем оправдаться? Они все еще болтали о женщинах.
— Ох ты черт побери! Надо же, какая история получилась. Кончились у меня денежки, все, какие были.
Приятели замолчали в недоумении.
— Видно птичку по полету, — процедил Педро Ноласко с презрением.
Матрос все говорил и говорил, будто не слышал…
— Вот ведь какое дело. Прямо беда. Но ничего. Сейчас пойдем к одной бабе, у нее кое-какие мои деньжонки припрятаны.
Перед глазами маячила та самая женщина, что была вытатуирована красным у него на груди.
— Эта баба… Как ее звать-то? Красная такая… рыжая… здесь она живет, на горе.
— Рыжая? Соледад, наверное, она волосы-то выкрасила.
Сгорая со стыда, он неуверенно кивнул.
— Что ж, пошли к ней, — сказал Педро Ноласко и швырнул деньги на стойку. Звон монет ожег матроса, будто удар плетью.
Вышли из погребка, пересекли освещенную площадку и пустились в трудный путь меж темными домами. Матрос плелся позади всех, одинокий, растерянный, те четверо шагали впереди, болтали, смеялись. Казалось, кто-то накинул Камигуану аркан на шею и тащит за ними вслед. Изредка он поворачивал голову, смотрел на бухту, на огни корабля, ломаной линией отраженные в воде. Корабль будто спит, убаюканный плеском волн. Вдруг один из шагавших впереди сказал:
— Здесь. Стучи.
Подошел к двери жалкого домишка, принялся барабанить изо всех сил.
Босая женщина с фонарем в руке высунулась из двери. — Что такое?
Фонарь снизу освещал ее соломенно-желтые жесткие волосы, огромная тень распласталась по всей стене дома и дальше, по крыше.
— Мужик твой пришел.
— Какой еще мужик?
Матрос смотрел отсутствующим взглядом.
— Ха, да вот же он! Иди сюда, Камигуан.
Он приблизился, совсем ослабевший, едва переставляя ноги.
