— Эй, Грабиель, еще рому!
Трактирщик, грязный, в шлепанцах, опершись на громоздкую стойку, уставленную огромными бутылями с листьями и фруктами, видневшимися внутри, достал бутылку, разлил ром в четыре маленьких стакана. Четверо матросов в поношенной форме, в бескозырках, надвинутых на глаза, тотчас взялись за стаканы.
— Эй, Грабиель, ты что же так мало наливаешь?
Трактирщик снова взял бутылку, долил стаканы, протянутые дрожащими руками.
— Ну, теперь с тебя хватит, Камигуан?
Невысокий широкоплечий матрос улыбнулся по-детски. — Слушай, Грабиель, что скажу-то.
Трактирщик нагнулся, навалившись на стойку, матрос дышал ему в лицо, обдавая винным перегаром.
— Погляди-ка. Этот вот, кто такой?
Матрос указал на негра в морской форме, худого, с толстыми оттопыренными губами.
— Адмирал Копченый, вот кто.
— Не нарывайся, Камигуан! — возмутился негр.
— Тогда ты, Грабиель, поднеси нам стаканчик, мы с адмиралом выпьем.
Трактирщик нахмурился.
— Вот и видать, что чересчур ты набрался, попрошайничать начал. Катись-ка лучше отсюда. Деньги на бочку.
— Да ладно, друг. Это я так сказал. Верно, адмирал?
Матрос принялся рыться в карманах. Огромные руки с трудом пролезали в узкие отверстия. Достал несколько монет, положил на ладонь, пересчитал пальцем.
— Не хватает, добавляй, ребята.
Остальные тоже принялись шарить по карманам, выложили на стойку недостававшие монеты.
Трактирщик спрятал деньги, матросы направились к выходу. В дверях остановились, один повернулся, крикнул:
— Пока, Грабиель! Пока, дерьмоед!
И бегом бросились в темноту, спотыкаясь и хохоча. Остановились у дощатого причала. Смотрели на огни кораблей, отражавшиеся в воде, на светящиеся окна домов, рассеянные во тьме, на фонари набережной, уходившие вдаль; высоко на вершине темного холма, запиравшего бухту, горели окна дома, где жили американцы. Из ближних лачуг неслись вразнобой вопли граммофонов.
— Пошли к турку Моисесу.
— Нет, Камигуан, — отвечал один из матросов. — Мы уже все карманы повытрясли, да и пора возвращаться.
— Ну хоть на минуточку зайдем.
— Нельзя. На корабль надо идти.
— Раз так, я один пойду.
— Не успеешь, на корабль опоздаешь, под арест пойдешь.
— Ха! Не успею, значит, я дезертир, как же они меня тогда посадят?
Долго уговаривали приятели Камигуана, но он стоял на своем; наконец, потеряв терпение, матросы схватили его, поволокли к причалу. Камигуан яростно отбивался, дрался руками и ногами и все-таки вырвался. Побежал к городу, на ходу крикнул товарищам:
