Помрет Хосе Габино с голодухи. Помрет. Будет лежать здесь окоченевший, как дохлый пес. Человек не должен так умирать. В холоде. Пьяный. Святая дева Кармен, спаси и помилуй.
Стук колес разбудил его; быки тащили повозку. Утро сияло. Пели петухи. Хосе Габино сидел среди выжимок. В груди еще чувствовалась какая-то тяжесть. Смутно вспомнились ночь и вчерашний день. Тело было легким и бессильным.
— Ну хорош я был вчера вечером.
Все вокруг выглядело умытым, свежим.
— Где твоя цирковая шляпа, Хосе Габино? Вот она, чернеет рядом.
Он вспомнил про синюю муху.
— Это все от синей мухи со мной приключилось.
Скосил глаза, поглядел на нос. Пятна нет. Нос красный и блестит. Хосе Габино набрал побольше воздуха в грудь, на миг задержал дыхание.
Взял стебель сахарного тростника. Достал из своего узелка бритву, очистил стебель от коры, жадно вонзил зубы в белую сочную мякоть. Сладкий сок наполнил пересохший рот. Хосе жевал долго. Потом поднялся, отряхнулся, надел шляпу, закинул на плечо палку с узлом и двинулся к дороге. Новое утро разлилось по бескрайним полям тростника, по рощам, по холмам.
По дороге катила телега, запряженная быками.
— Подвезешь, хозяин?
Батрак помог ему взобраться на телегу. Он уселся спиной к быкам, свесил ноги. Тень его тянулась за край телеги, ложилась на дорогу. Хосе сидел тихий, умиротворенный.
Потом спросил громко, стараясь перекричать стук колес:
— Это дорога на Ла-Кебраду, да?
В деревушке Ла-Кебрада сегодня, кажется, престольный праздник. Взлетают в небо ракеты. Звонят колокола. Жарят фритангу. На улицах полно народу.
— Нет, это на Ла-Консепсьон дорога.
Хосе промолчал. Вдали показалось ранчо. Изгородь загона. Куры. А людей не видно. Глаза Хосе Габино загорелись. Гибким движением соскользнул он с телеги, остановился посреди дороги…
В темном храме зажигал он свечи одну за другой и поставил все десять перед большой статуей Святой Девы, богато разукрашенной во исполнение чьих-то обетов. Желтое пламя осветило его. Чернокожий, молодой, коренастый. Встал на колени, зажав сложенную шляпу под мышкой, удивился, как громко скрипнули в тишине альпаргаты. Принялся молиться: монотонно, по-деревенски бубнил грубым голосом молитвы. При каждом слове в пламени свечей поблескивали его белоснежные ровные зубы.
Когда вышел из церкви, начинало темнеть. Он был доволен, что выполнил поручение матери. Три дня шел пешком и вот — исполнил обет. Там, на ранчо, мать его в приступе смертельной болезни умолила Святую Деву-целительницу спасти ей жизнь и поклялась, что сын пойдет в селение, поставит десять свечей и помолится ей. Через несколько дней мать поправилась, встала на ноги, и сын, захватив немного еды и денег, отправился исполнять обет.
