— Тебе не следует много пить. Тебе это вредно.
— Это полезнее, чем кое-что другое.
Она повернулась к нему и произнесла неуверенно:
— У меня создается впечатление, что… Все это действительно задело тебя, Лукас. Признаться, меня это удивляет. Разве ты не понимал, чем это может для тебя кончиться?
Хачмен взглянул на жену. Такой вот, в старой знакомой домашней одежде она всегда нравилась ему больше. Выражение ее лица, красивого и спокойного в приглушенном свете оранжевого абажура, казалось, еще сохраняло силу своего воздействия на него. Потом он подумал о первой партии конвертов, уже рассортированных, разделенных и вылетевших на первый этап своего путешествия, откуда их нельзя вернуть никакими силами.
— Иди к черту, — пробормотал он, выходя из комнаты.
Рано утром Хачмен отправился в Мейдстун и опустил там еще одну партию конвертов. Погода стояла солнечная и относительно теплая. Вернувшись домой, он обнаружил, что Викки и Дэвид только-только сели завтракать. Сын пытался одновременно есть кашу и делать домашнее задание по арифметике.
— Пап, — возмутился он, — ну зачем в числах всегда сотни, десятки и единицы? Почему нельзя, чтобы были только единицы? Тогда не нужно было бы переносить остаток.
— Это не очень удобно, сынок. А почему ты делаешь задание в воскресенье?
Дэвид пожал плечами.
— Учительница меня ненавидит.
— Это неправда, Дэвид, — вступилась Викки.
— А почему она задает мне примеров больше, чем другим?
— Чтобы помочь тебе. — Она просительно взглянула на Хачмена. Он взял тетрадку, карандаш, быстро набросал ответы к оставшимся примерам и отдал Дэвиду.
— Спасибо, пап! — Дэвид взглянул на него восхищенно и с радостным воплем выскочил из кухни.
— Почему ты это сделал? — Викки налила из кофейника еще одну чашку и подвинула ее Хачмену через стол. — Ты всегда говорил, что в такой помощи нет никакого смысла.
— Тогда мне казалось, что мы бессмертны.
— В смысле?
Возможно, времени для того, чтобы делать все правильно, осталось не так уж много.
Викки прижала руку к горлу.
— Я наблюдала за тобой, Лукас. Ты ведешь себя так, словно ты… — Она судорожно вздохнула и продолжила: — Что бы ты ответил, если бы я сказала, что не изменяла тебе физически?
— Я бы ответил тебе тем же, что ты говорила мне уже сотню раз: делать это в мыслях столь же плохо.
— Но если мне было это противно, и я только…
— Чего ты от меня хочешь? — потребовал он хрипло, прижав костяшки пальцев к губам из боязни, что они задрожат. «После всего, что случилось, — подумал он в панике, — неужели я сдамся? По своему желанию она может вернуть меня и может оттолкнуть…»
