— Вы говорите страшное!
Сумароков хитровато прищурил глаза.
— Екатерининский просвещённый век!
Разговаривая, они задержались в передней. Их уже искала нетерпеливая хозяйка Варвара Тихоновна, полная, пышногрудая женщина, появившаяся в узких застеклённых дверях и от этого показавшаяся Радищеву совсем толстой. Выражение её моложавого лица было ангельски-приветливым.
— Панкратий Платонович, господин Радищев, что же вы не проходите? — умилённо пропела она.
— Любуюсь покупкой — сиронизировал Радищев.
До неё не дошёл смысл его слов.
— Какие пустяки! Девчонка куплена мною за 15 денежек…
— Не дорого! — с болью в голосе проговорил Радищев.
Варвара Тихоновна взглянула на свою невольницу.
— Что уставилась? Пошла вон!.. — и снова расплылась в улыбке перед гостями.
— Я вижу, девчонка приглянулась вам, желаете, уступлю?
Спазмы душили Радищева. Он был на грани того, чтобы предерзко нагрубить Дохтуровой и тут же покинуть её дом.
— Благодарю, сударыня, живой товар не покупаю…
Варвара Тихоновна округлила глаза. Сумароков поспешил сгладить резкость Радищева.
— Лишние люди, Варвара Тихоновна, для путешественника — обуза…
Дохтурова заставила себя улыбнуться гостю. Слова Радищева обидели хозяйку. Она была злопамятна и за нанесённую обиду всегда старалась отомстить.
— Скорее же, господа, пройдёмте в залу…
Она посторонилась и освободила двери. Настроение было испорчено. Радищев сразу почувствовал себя чужим в этом доме. Дохтурова, приличия ради, стараясь скрыть обиду, продолжала показывать себя гостеприимней хозяйкой.
В небольшом зале сидели гости и чинно беседовали между собой. Среди них было несколько знакомых Радищеву чиновников, встречавшихся ему в других домах тобольской знати, две купеческие четы и учителя, чувствующие себя здесь, в гостиной, более стеснённо и робко, чем в училище.
Обед был пышным, блюда хорошо приготовлены. Гости расточали комплименты хозяйке, возле которой на цыпочках крутился Дохтуров. После обеда Варвара Тихоновна пожелала, чтобы все прослушали разученную ею новую музыкальную пьесу. Гости прошли из столовой в зал. Дохтурова села за клавикорды и стала играть сдержанно, но не без чувства. Она исполняла пьесу с экспрессией, и гости с удовольствием слушали её игру.
Радищев тоже слушал пьесу, невольно думая о музыке и её исполнительнице. И пока хозяйка играла, он, облокотившись на карниз изразцового камина, удивлялся, как могут уживаться в сердце Дохтуровой жестокость к человеку и любовь к музыке. Перед его глазами, как живой укор великой несправедливости, стояла калмыцкая девочка.
