Язык фольклора | страница 44

(не перечисление, а идеализация, как и часто в вр. и мр. песнях гуси-лебеди, в мр. песне: Ой утята (гуся-та) – лебедята летять до кринищ).

Грушица ты грушица моя, Груш и ца зеленый винограде. Под грушицей светлица стоит…, Шейн, Рус. нар. пес, 163.

Груша-яблонь садовая – кора золотая (Объясн. мр. п., П, 462; чудесное дерево колядки).

Бр. Гапулька … Ситы-рашоты доставала, Мамкину волю рассивала, Шейн, Бр. п., 470. Седлаю (я) … Синца-воронца сам свойго, Шейн, Матер., I, ч. П, 53, А ци яго сивцы-воронцы пристали, ib.l, ч. П, 63.

Мр, В колядке хозяйка посылает слуг поймать «дивноє звiрє тура-оленя» (Объясн. мр. п., II, 325, 337). Так как одни колядки говорят о чёрном (в вр, было гнедом), а другие о сивом олене, та я предполагаю (1.с.), что обобщение «тур-олень» возникло из взаимодействия этих колядок. Подобным образом в серб. одни песни называют чудесное дерево (о коем см. мои Объясн. мр. п., П, гл. XV et pass.) бором (сосною), другие явором, третьи яблоней, и это объясняет появление сложения и обобщения в: Oj jaвope, зелен боре! Диван ти си род родио: На двʼjе гране двʼjе jабуке… (Объясн. мр. п., П, 311). Мр. тур-олень могло бы появиться в колядке, и помимо упомянутого сложения из соединительного сочетания, какое в вр. былине Кирша Дан. (Кир., IV, 79):

т. е. и туров, и оленей. Так, я думаю вр. змея-скоропея (Майк., Вр. закл., 486 et pass.), как одно, возникло из змея и скоропея (= скорпий; серб, змиjе и jaкрепи), атаманы-молодцы – наверно из атаманы и молодцы (т. е. старшина и молодь козацкая, чернь). Но в мр. песнях соединительное сочетание тур-олень не встретилось.

Что до того, будто мр. тур-олень есть заимствование из непонятного болг. сур iєлен (Cумцов, Культурн. переживания, 5, 10), то оно и не нужно при существовании в мр. песнях памяти о туре и об олене и, как предположение фантастическое, маловероятное.

т. е. в городе, с коим связана мысль о чем-то священном (стр. 422).

Турки-татари, Г., IV, 44; Дунай-море, ib. 44 et pass. Болг. вишни-черешни,