— А я думала, что для того, чтобы говорить правду, нужно, прежде всего, быть честным, — сказала девушка. И я не мог не отметить, что она по крайней мере думает.
С думающими мне всегда легко, потому что думающие никогда не удовлетворены.
Люди вообще делятся на неудовлетворенных: «Что есть правда?» — и на удовлетворенных: «А я так думаю».
Но всего этого я не стал говорить своей пока еще новой знакомой и просто улыбнулся в ответ:
— По-твоему, если человек не знает, что земля круглая, думает, что она плоская, и честно говорит об этом — он говорит правду?
— А вы пишете правдивые картины?
— Нет.
— А почему бы вам не писать правдивые картины?
— Я не пишу правдивых картин не потому, что не знаю правды, а потому, что та правда, которую я знаю и понимаю, не всегда нравится мне.
— Вам не хватает той правды, которая есть?
— Мне очень многого не хватает в жизни.
— А если уменьшить желания?
— Это трудно, девочка.
— Почему?
— Потому что стоит чуть-чуть пожить, как желания перестают уменьшаться.
Дальше девушка стала подвергать меня испытаниям; но это было мне интересно, потому что она показалась мне небезразличной не только к себе, но и ко мне.
— А вы уверены в том, что вас понимают? — Такой вопрос мне задают не в первый раз, и к ответу на него я готов:
— Нет.
— А в чем же дело?
— Дело в том, что каждый художник пишет картины для таких, как он сам.
И чем банальней художник, тем больше людей его понимают.
Но с годами человечество дорастает до тех, кто обогнал его.
— Но ведь все люди разные?
— Правильно.
Современное искусство учит людей быть неодинаковыми.
— Почему?
— Потому что искусство — это не фон, а сама жизнь.
— А что еще делает искусство?
— Искусство делает людей соответствующими своему времени.
— А у современной живописи есть какие-нибудь проблемы?
— У современной живописи только одна проблема.
— Какая?
— Все картины уже написаны.
— А вы сами понимаете свои картины?
— Да.
Когда оказываюсь не примитивней своих картин, а мои картины оказываются не примитивней меня — мы в полной гармонии.
— Как и во всем в жизни, — вздохнула девушка, и в ее вздохе мне послышалась улыбка.
В это время Гребневская церковь зазвонила своими колоколами, но девушка не оглянулась; и я обратил внимание на то, что она не обратила внимания на колокольный звон.
Возможно, она была католичкой, но это было мне безразлично.
Наверное, я порочен, потому что то, какие у женщины ноги, меня интересует больше, чем ее исповедание.
И хотя сам я на колокольный звон оглянулся, между кадилом и компьютером — мой выбор давно уже сделан в пользу компа.
