Вы — рабы денег!
Я спокойно выслушал этот краткий монолог; а потом внес в него свой корректив:
— Девочка, гармония — это умение сосуществовать со своими желаниями на равных.
— Мы не дураки! Мы, в отличие от вас, не сдадимся вещизму! — повторила Злата, не приняв мою шутку; и в ответ на ее слова я просто спросил:
— А с чего же ты взяла, что мы сдались вещизму?
— Я по радио слышу это каждый день.
И по телевизору об этом говорят, чуть не в каждой программе, о том, что вещи закрыли вам все.
Загромоздили все ваши мысли.
— В каждой программе, кстати сказать, созданной нами, — напомнил я маленькой спорщице.
— Ну и что, что вами?
— А то, что мы такие глупцы, что, еще не опробовав радость хороших вещей, еще не насладившись ими, да и не распробовав их на вкус, мы объявили вещи врагами.
Недавно я был в Швейцарии.
Швейцарцы ходят не в том, что красиво, а в том, что удобно.
Но они живут среди красивых вещей уже не первое поколение, и их безразличие понятно.
А мы?
Еще толком и не попробовали жить красиво, но уже решили, что красота — это бессмысленная цель.
И вещи предстали пороком.
Но эту бессмысленность и порочность вы не обнаружили, не открыли, а просто повторили за нами.
Кстати, не где-нибудь, а стоя в очереди за тряпками в бутиках или на вещевых рынках.
Это уж — каждый по своему карману.
Это не вы осудили вещизм, назвав его неправильным.
Это мы его осудили, так и не поняв того, что жить красиво — это и есть жить правильно.
Это мы ругаем потребление, еще не научившись на него зарабатывать.
Забыв, что цивилизованные люди — потребители.
— Ага, — Злата для большего эффекта выражения даже приоткрыла рот, — на рынок за картошкой в норковой шубе — это ваше представление о потреблении?
— Ага, — передразнил я ее, а потом сказал серьезно, хотя по-прежнему улыбаясь:
— Наша женщина несет свою норковую шубу, потому что она зачастую у нее первая.
Ну как тут не надеть ее и не продемонстрировать окружающим то, что эта шуба у нее есть?
А швейцарка идет на рынок в душегрейке, потому что все окружающие отлично знают, что у всех швейцарских женщин есть соответствующие шубы.
Я помолчал совсем недолго, потому что мне показалось, что позиции моего поколения еще недостаточно отстояны перед этой девочкой:
— Ваше поколение не хуже и не лучше нашего.
Просто подчиненный эволюции мир, в котором вы живете, — иной.
Не такой, каким был наш мир.
Как мир, в котором формировался я, был не похож на мир моих дедов.
И у вас нет ни малейшего повода гордиться собой перед нами, потому что это не вы изменились, а изменился мир.
