Если люди обращаются за прощением к Богу, значит — сами себе они все уже простили?
Вообще-то, если Бог займется таким бесконечным делом, как прощение людям того, что люди считают своими грехами, а иногда и того, что люди называют своими добродетелями, безработица Богу не грозит.
Так что тут уж мне ничего не оставалось, как согласиться с ее доводами:
— Люди — разные.
Одни думают, что Бога нужно бояться; другие — понимают, что Его нужно любить.
— Бог объединяет людей, — высказала Злата не свою мысль; и мне ничего не оставалось, как не согласиться:
— Почему же тогда религии — разъединяют?
— Петр Александрович, а вы сами-то в церковь молиться не про себя, а вслух ходите? — спросила Злата, состроив личико девочки-стервочки.
— Бог не глухой, — ответил я. — Если человеку необходимо молиться вслух, значит, он молится не Богу, а себе.
— А вы хоть одну молитву наизусть знаете? — не угомонилась она одним вопросом о молитвах; и мне пришлось напрячься не понарошку:
— Я считаю, что к Богу нужно обращаться творчески — своими словами.
В заученных молитвах нет творчества.
— А дети? Откуда они, по-вашему, берутся? — Злата продемонстрировала, что умеет переключаться не хуже штепселя.
— Не знаю, откуда берутся дети, — соврал я.
Соврал потому, что не знал всего лишь того, откуда берутся взрослые.
И без всякой паузы — помощницы нормализации мыслей, я зачем-то прибавил:
— Но детей дает Бог. — Если бы я знал, на какой ответ нарвусь, не знаю, сказал бы я то, что сказал.
Злата состроила такую мордочку, что ее можно было демонстрировать на ярмарке:
— Да?
Так значит, по-вашему, алименты нужно брать не с вас, мужиков, а с РПЦ?
— Впрочем, — прибавила Злата тут же, — про первородный грех я что-то слышала.
Церковная бредятина насчет того, что я появился на свет только потому, что мои родители согрешили, издавна вызывала у меня неприятие; а здравый смысл и знакомство, пусть даже шапочное, с дарвинизмом, фрейдизмом и генетикой только укрепляли мой персональный атеизм.
Хотя и вызывало неподдельное удивление в отсутствии атеизма коллективного.
Но я не мог предъявлять такие же требования к коллективному слабоумию, которые я предъявлял к своему собственному здравому смыслу.
Секс может назвать грехом только тот, кто ни разу им не занимался.
И выбор между мнимым грехом и истинным удовольствием любой разумный человек делает в пользу второго…
…Однажды я сказал своей приятельнице, журналистке Анастасии, с которой мы поехали в подмосковный дом отдыха:
