Не решившись оставить в раздевалке свой ароматный шарф, который теперь, словно амулет, должен был привлечь ко мне всеобщее внимание, я взяла его с собой в класс, а там запихнула в парту. Когда я шла по улице в школу, я едва чувствовала идущий от меня запах маминых духов. Но в конце первого урока меня уже выворачивало от него наизнанку.
По классу начали витать подозрительные шепотки, смех… Никто не мог сообразить, откуда идет этот сумасшедший запах. Так я поняла, что даже приятное в огромном количестве может быть омерзительно. Словом, все хорошо в меру.
Когда все ушли на обед в столовую, я выкинула шарф в мусорное ведро в туалете и молила бога, чтобы мама не спохватилась, куда он подевался. Она спохватилась, но лишь через несколько дней, заметив, что я хожу с голой шеей. К тому времени мое волнение из-за всей этой истории улеглось, и я смогла, лишь чуть покривив душой, сказать, что оставила его где-то в школе.
В общем, важно одно: из-за Дины я периодически попадала в какие-то нелепые ситуации. Мы с ней были абсолютно несовместимы, пора было это признать. Когда на парте по соседству со мной больше не лежали пенал-косметичка, похожий на уменьшенную копию дамской сумочки, ручка с искусственным цветком на конце, розовая резинка для карандашей в виде сердечка, с меня словно спали оковы. Соседство всех этих вещей как будто обязывало и меня к определенному образу поведения, преувеличенно женственному.
Дина, к слову сказать, ничего не потеряла, лишившись моего соседства. И если я теперь сидела одна на предпоследней парте, то она постоянно меняла своих соседок, пересаживаясь от одной к другой. Я словно имела возможность теперь рассматривать ее с разных сторон: вот она сидит в третьем ряду, ближайшем к двери, так что мне плохо ее видно. Она уселась рядом с Ирой – той самой девушкой в очках, которую все сторонились. Бедная Ира была настолько польщена вниманием общепризнанной красавицы, что с их парты периодически доносился ее заливистый хохоток. Уж не знаю, чем ее так смешила Дина, вполне вероятно, что Ира похохатывала от волнения.
Когда она сидела на среднем ряду, я видела ее затылок, ее блестящие от лака черные волосы, уложенные на затылке в замысловатые кольца. Наверное, так же чувствует себя брошенный ревнивец – я наблюдала за ней, ощущая уколы то ненависти, то горечи. За годы нашей дружбы Дина стала мне близка, как сестра, может, поэтому я позволяла себе критиковать каждый ее шаг. Когда Дина сидела на среднем ряду, за две парты впереди меня, вместе с Наташей, такой же красавицей, как она, девчонки все уроки обменивались записками – и это напоминало мне, как Дина в свое время писала записки мне.
