Вы уверены, что эпоха рабовладения кончилась? Лично я — нет. Людей покупают и продают так же, как это делали на невольничьих рынках Древнего мира. Но тогда людям не тревожили душу разговорами о свободе и личном достоинстве. А сегодня человека забивают в колодки и читают при этом лекцию о правах человека. Циничный век, циничные сердца. Сытно и спокойно обедают перед лицом несчастного, умирающего от голода. Спокойно раскуривают сигару, глядя, как с ринга в холле дорогого казино уносят очередного проигравшего в боях без правил.
Футболистов продают как арабских скакунов: щупают мышцы, заглядывают в зубы, цокая языком, похлопывают по холке. Платят хорошо, но так ведь и скакунов поят ключевой водой и кормят отборным овсом. Дело не в кормежке, а в купле-продаже.
Самая бойкая торговля — по части продажи красивых женщин. Конкурсы красоты и подиумы уж больно похожи на женские отделы живого товара. Молоко прокисает быстро, и большинство женщин быстро теряют красоту. Для них, как и для других товаров, новейшая система рабства придумала свой секонд-хэнд и затем — свою свалку. Но об этом стараются вспоминать пореже и эти стороны жизни не рекламируют.
Матери продают детей. Люди обоих полов продают свои органы, чтобы выпутаться из долгов. Вавилон научился торговать не только мрамором и слоновой костью, пшеницей и оливами. Не только конями и колесницами, и не только телами, но уже и душами человеческими (См. Откр. 18, 11-13).
Забитый в колодки раб раньше мог быть свободен умом. В его распоряжении оставалась память, воображение, религиозное чувство. От нынешнего раба требуется «умная зависимость». Он должен с любовью целовать свои цепи и думать о том, что мир ограничен забором скотного двора, на котором он работает. Идет война за кругозор, за мировоззрение. Последнее должно быть максимально сужено.
Утонченная философия, разлитая в воздухе грусть, всеобщий надрывный смех, эту самую грусть пытающийся разогнать. Ширящийся разврат, гладиаторские бои, конная полиция, жажда хлеба и зрелищ. О ком это сказано? Только ли о Древнем Риме?
Человек ничего уже не ждет от неба, не смотрит в него с надеждой, но лишь запускает в него ракеты.
Земля стала маленькой и грустной. Рабу остается переживать лишь о том, чтобы продаться подороже. Эту роскошь ему милостиво позволили.
Память и вера. Целую ваши имена. Что будет, если все забыть и ни во что не верить?
Медленно двигается в городской пробке битком набитый троллейбус. Час пик. Кто-то не сумел пробраться выше первой ступеньки. Двери едва закрылись за его спиной, и он стоит, уткнувшись в чью-то поясницу. Кого-то прижали к окну. Его нос и часть щеки размазались по стеклу. С улицы кажется, что он кривляется. На дворе +30. В салоне душно, тесно, потно, и конца такой езде не видно.
