Детство и юность Даниэля закончились, были прерваны неожиданно, в один день, — и прерваны навсегда. Он до сих пор не мог поверить в произошедшее, не мог понять, что происходит вокруг него и какие игры ведет с ним Трон. Он не знал, кому было выгодно убивать его мать. Гленран сделал это, или нет, такое не могло случиться по воле случая.
«Нас хотят уничтожить, — думал Даниэль. — Наш маленький и никому не нужный род; и они практически преуспели в этом… Но они ничего не знают о подарке, который я приготовил для них».
Он сидел молча, сдерживая постоянное желание примчаться во Дворец, к Катарине, бежать к ней, к самому родному и близкому существу, бежать, испрашивая ее помощи, и попытаться хотя бы на время забыть обо всем, — или удостовериться в правдивости мучающей его догадки, согласно которой все происходящее было порождением ее воли. Он просто сидел дома, молча ожидая тех, кто придет за ним, и левой рукой сжимал короткую полированную кость, которую скорее всего ему предстояло сломать.
Даниэль понимал, что бездействие неминуемо обернется против него, и в конце концов труп его украсит небольшую усыпальницу семьи, а потому он потратил несколько часов, отыскивая одного незнакомого ему человека. Несколько недель назад, в разгар их взаимной страсти, Катарина, не стесняясь его, разговаривала с теми, кто исполнял ее приказы, и рекомендовала своему кольцу этого человека как специалиста по работе с огнем; Даниэль запомнил это и сегодня после обеда смог его найти.
Встретившись с брюзжащим толстяком четыре часа назад, Даниэль, для большинства приближенных ко Двору все еще прикрытый титулом любовника инфанты, получил полное, без единого вопроса, содействие, заключенное в двух горстях маленьких темно-красных семян, напоминающих спелые зерна граната. Деньги, заплаченные за них, были настолько велики, что Даниэль поверил в расписываемые свойства этих семян. А затем, сознавая, что скорее всего погибнет несколько десятков, а то и сотен людей, потратил еще час, пройдясь по центральным улицам Дэртара и равномерно раскидывая их в неприметных, затененных, но важных местах.
Вернувшись, он обнаружил следы отряда гвардейцев, недавно побывавшего здесь, пожал плечами и уселся ожидать их повторного визита.
Горькие мучительные мысли не оставляли его. Неиссякнувшая любовь и недоказанная ненависть боролись в его душе; при этом юноша был очень спокоен, провожая в последний путь свою мать.
Никого ближе у Даниэля не осталось, слух о его немилости уже прокатился по Дэртару, и если мастер огня, редко покидающий свое жилище и мало с кем деливший обеды и завтраки, еще и не подозревал, то многие уже знали — прежние друзья скорее всего уже сейчас стали бы до невозможного заняты, обратись он к ним за помощью — ведь каждому из них следовало подготовиться к важнейшему празднику этого десятилетия, Дню рождения инфанты, достойно. Даже похоронить Диану Ферэлли сейчас было немыслимо.
