Двенадцать минут любви | страница 30
В последний день в Буэнос-Айресе решаю спустить оставшиеся деньги на частный урок с преподавателем по имени Оскар — невероятно высокого роста и со свирепым лицом. В своей простой студии в Сан-Тельмо он не тратит время на церемонии: сразу же после начала занятия достает четыре монеты и раскладывает их на полу так, что они образуют маленький квадрат.
— Танго кажется сложным, да? На самом деле все очень просто. Все крутится вокруг cuadrado, как вы это называете?
— Квадрат?
— Да, квадрат.
— Неужели все? — реагирую я скептически и, как всегда, категорично.
— Все. Смотри.
Он становится внутрь квадрата.
— Представь себе стул. Я — стул. Салида, — и он направляет меня в базовый шаг в сторону.
— Очо. — Выполняю очо.
— Очо назад. — Никаких проблем. Физически ощущаю тугие талии моих восьмерок — впервые. Самое женственное движение в танго.
— Хиро, — и я кручусь вокруг него — раз, два. Голова кружится, но и за эти несколько шагов я успеваю поведать учителю короткую историю.
Так мы и продолжаем какое-то время: он стоит посредине квадрата, а я вращаюсь вокруг него. Впрочем, в моей голове танго — все еще набор разрозненных, подчас болезненных и опасных для ног элементов, которые необходимо зазубрить по частям, потом соединить вместе — и ура, хореография в духе Франкенштейна готова.
— А как насчет сакады? — подначиваю я.
— Сакада, — реагирует он, и мы с легкостью исполняем ее, при том что Оскар остается в квадрате.
— Для тебя сакада — всего лишь большое хиро. Хиро с adornos?
— С украшениями?
— Да, в танго каждый элемент является вариацией другого. Все взаимосвязано.
И мне открывается поразительная, кристальная простота танца: как он развивается, начиная с базовых шагов, как в этом кружеве каждая петелька зависит от другой, цепляясь за нее. В итоге получается восхитительный орнамент движений. С моих глаз спала пелена, и я, как в таинственной истории Генри Джеймса, увидела «узор на ковре».
Танго органично. Здесь нет заранее распланированной, заученной последовательности движений. Есть только шаг, который перетекает в другой, а затем в еще один и еще, — все происходит поразительно естественно и невымученно. Моя догадка кажется мне масштабной и при этом сокровенной.
Я бросаю взгляд на Оскара, собирающего монетки, и вдруг узнаю его. Это же человек с того видео, показанного Дэном Грином в его студии, тот самый гаучо, который танцевал с женщиной, садившейся на шпагаты. Вспомнилось и его имя, указанное в титрах.