Как видно, бывший надворный советник привык к звериному императорскому рыку и стал говорить как-то более связно, хоть и по-прежнему обмирал от дикого нечеловеческого страха.
Государь же за те пятнадцать минут отдохнул, отдышался, и был по-прежнему свеж. Более того, он, как видно, решил, дабы хоть что-то вызнать у кассира Политковского, не обвинять его только, а задавать в первую очередь реальные вопросы.
Во всяком случае, по окончании перерывчика Его Величество более или менее спокойно сказал:
«Слушай Рыбкин, а разъясни-ка ты мне, как же это всё у вас так шито-крыто выходило? Что-то я в толк не возьму никак. Ну, один раз украли — сошло. Но красть двадцать лет и совершенно безнаказанно… Никак в толк не возьму. Вы ведь в общей сложности наворовали более миллиона рублей серебром».
«Да. Один миллион двести тысяч рублей. Такова точная сумма».
«Как же это удалось? Научи» — государь даже улыбнулся, якобы шутя.
Рыбкин ответствовал так:
«Ваше Императорское Величество, Вам, вероятно, ведомо, что я был кассиром комитета о раненых, то бишь выдавал деньги. Мне представляли официальные документы, в соответствии с коими я и действовал. Так вот, заверяю клятвенно. Все документы были подлинные. Подписи настоящие. Без малейшей подделки. Что же я мог сделать? Я и выдавал.
«Чьи подписи?»
«Ваше Величество! Обычно значились подписи или председателя комитета генерал-адъютанта Ушакова или же самого министра Чернышёва. У меня, конечно, были разного рода подозрения, не скрою. Но это не моего ума дело, что сумм слишком много получалось, то бишь пенсионных дел. А подписи самые настоящие. Что же было поделать? Кому я мог жаловаться? Министру Чернышёву что ли? До Вашего Императорского Величества меня никто бы не допустил».
«Вон!» — зарычал император, войдя в последний фазис совершенно исключительной ярости.
Рыбкин, совершенно счастливый, что страшный допрос закончился, обессиленный, но необычайно счастливый, выполз из царского кабинета, безумно довольный, что наконец-то опять попадёт в тюрьму, которая для него, по сравнению с Аничковым дворцом, была гораздо милее.
Следующим был коллежский асессор Тараканов, естественно, бывший коллежский асессор.
Государь ещё не успел остыть после «беседы» с кассиром Рыбкиным и встретил вошедшего зло пылавшим взглядом. И тут же бросил с вызовом и упрёком:
«Сударь, ваш предшественник тут доказывал мне, что он совершенно невиновен. Может, и вы невиновны?»
Тараканов молчал, потупив взор.
