— У каждой девушки должен быть мужчина в доме, — сказал Фрэнк.
Глаза Мэрилин наполнились слезами.
— Бог мой!
— Как назовешь? — спросил Фрэнк. Она потерлась ледяным носом о мой нос.
— Этого маленького бандита? Ну надо же!
— Мне нравится «Бритт», — предложил Фрэнк.
Баюкая меня на руках, Мэрилин выглядела очень нежной; длинный светлый локон падал ей на глаза. Она затаила дыхание и обворожительно улыбнулась.
— В смысле — британец, англичанин?
— Не-е, — ответил Фрэнк. — В честь новой жены Сэмми. Она шведка. Бритт — прекрасное имя для блондинки.
— Нет, он же бандит. Назову его Мафия — Красавчик Мафия.
— Отлично придумала, малышка.
Мэрилин поцеловала меня еще раз и безудержно захихикала.
— Нравится?
— Свежо. Ты обчиталась газет, дорогая.
— Что ты, я их вовсе не читаю. Если мне хочется увидеть себя, я смотрю в зеркало.
— Я тебе покажу мафию, разбойница! — Фрэнк улыбнулся и пошел искать свое пальто.
Сиззл, Мальтиец, Красавчик Мафия. Сколько можно? Когда это прекратится? Скотт Фицджеральд однажды сказал, что нельзя написать хорошую биографию писателя, потому что в писателе, если он чего-то стоит, живет слишком много людей. Я с этим согласен. Полностью. Писатели много значили для Мэрилин. В Нью-Йорке она всюду таскала с собой толстый русский роман. Мэрилин читала очень медленно и, вероятно, была о нем излишне высокого мнения. С книгой ей казалось, что она не одна.
Так я получил кличку Красавчик Мафия — сокращенно Маф. На Восточном побережье дни плавно перетекали один в другой. Впервые после отъезда из Англии я почувствовал себя уверенно: у меня появилась надежная постоянная компания, всегда одна и та же горничная и одна домработница. Видимо, мне предначертано получать удовольствие даже от самых коротких пребываний где бы то ни было, и все же ту квартиру в доме номер 444 я и по сей день считаю своим настоящим домом. Мэрилин была странным и несчастным созданием, но в то же время в ней от природы было больше юмора, чем во всех остальных моих знакомых. Больше юмора и больше искусства. Упрямый отказ от нелепостей жизни был не для нее: Мэрилин так тонко чувствовала юмор и нравственные драмы, что все корифеи психоаналитической Вены пришли бы от нее в восторг. Она быстро стала моей лучшей подругой.
— Маф, сегодня у нас фрикадельки. — То была Лена Пепитон, которая занималась гардеробом и иногда стряпала. Большую часть времени она проводила в чулане: чинила подол какого-нибудь облегающего платья от Жана Луи, нашивала отлетевшие пайетки, откусывала нитки, но иногда выходила на кухню и готовила для всех большой итальянский ужин. Работала Лена под офортом Ренуара «На пляже в Берневале». Я всегда считал, что Ренуар перегибает палку: все эти легкие, бесконечно прелестные штришки — у меня от них голова болит. Тело должно быть немного безобразным, чтобы жить. Вот Фрэнк — другое дело, он знал толк в уродстве: он подарил Мэрилин набор золотых зажигалок с логотипом своего курорта и казино, которые теперь лежали на полке рядом с подносом зубочисток и томиком «Мадам Бовари».
