Любые трудности миссис Гурдин встречала экстатическими слезами и нежными истериками, характерными для набожных героинь Достоевского. К такой грандиозной эмоциональной разрядке мог привести даже самый незначительный повод: миссис Гурдин почти ежедневно обращалась к властям с мольбой облегчить ее тяжкую участь и позаботиться, чтобы молочник приходил вовремя.
— Прекрати, Мадда! — сказала Натали. — Я наконец-то живу полной жизнью… потому что теперь это моя жизнь.
— Ты что, репетируешь?
— В смысле?
Ты повторяешь роль?
— Не глупи, мама. Я уже не ребенок.
— Ты репетируешь, Наташа. Роль цыганки, которую тебе ни за что не получить. Я читала сценарий. Им нужна актриса на роль потаскухи. Ты слишком невинна. Они еще помнят ту девочку из рождественского фильма.
— Хватит, мам.
— Или это слова из картины Казана? Ты читаешь наизусть, признайся, Наташа. Разговариваешь со мной словами той девчушки, Динни. Только и играешь девушек, которые ненавидят матерей. Все дочери винят в своих бедах матерей!
Натали вдруг вспыхнула.
— Если ты так и не научилась быть матерью, не надо срываться на мне! Я не виновата, что ты за свою жизнь так и не выучила эту роль! Я была дочерью Морин О'Хара и Бетт Дейвис. И Клер Тревор, черт подери! И Джин Тирни! Я все знаю о матерях![9] Одни жаждут прощения, другие отмщения, третьи отрываются на всю катушку. Или того хуже: рыдают по ночам. Ты права, мама! Лучше всего на свете я умею играть дочь.
— Я не хочу, чтобы ты ее играла, Наташа.
Я посмотрел на миссис Тур дин взглядом, которым постарался выразить глубочайшую растерянность. Она взяла меня на руки и пошла в малую гостиную, где вечно улыбающаяся Ваника в белом фартуке выкладывала на красивые тарелочки сандвичи и сырное печенье. Я спрыгнул на стул. Миссис Гурдин вздохнула.
— Я не видела мистера Синатру с твоего дня рождения в ресторане «Романоффс».
— Такого чудесного подарка мне никто еще не делал, — с тоской проговорила Натали.
Мадду задели ее слова, но она прогнала это чувство, отвергнув сырное печенье, а Натали тем временем подошла к зеркалу над камином — обновить помаду.
— Мистер Синатра — прекрасный человек, — сказала миссис Гурдин. — На той вечеринке он произнес чудесную речь. Он выступает по многим достойным… достойным поводам.
Натали обернулась и пробуравила маму своими карими глазами — глазами, которые могли волшебным образом превратить кроющееся за ними сомнение в яростную и почти наглую уверенность.
— Я не повод, мама! — воскликнула она. — Я его подруга. Да-да, мы с Фрэнком друзья!
