Как нормальный еврейский кот, Вася постоянно рефлексировал и поэтому причину столь вопиющего нарушения установленного порядка бытия записал на свой счет. Целую неделю после падения он ходил по квартире на цыпочках, прогнув спину и ежесекундно озираясь. Но и это прошло.
К моменту появления Эдика с подружкой кот еще не родился, а лепка крепко сидела на своем месте. В те годы сквозь мою квартиру несся поток друзей, знакомых и знакомых друзей со всего Союза. Чаще всего наезжали москвичи и ленинградцы, у которых я не оставался в долгу, при первой же возможности уматывая из Вильнюса в одну из двух столиц. Поскольку интересовали меня живопись, музыка и литература, то поток формировался из частиц, включенных в той или иной степени в эти сферы. После возвращения к религии я ожидал, что напор спадет, но не тут-то было. Изменились только формирующие частицы, а давление скорее возросло, нежели снизилось. Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые, особенно проживающий в зоне архитектурных памятников. Н-да…
В Израиле с Эдиком — теперь уже реб Велвлом — я встретился в Иерусалиме на свадьбе общей знакомой. Свадьба была раздельная — женщины сами по себе, мужчины сами — и потому очень веселая. Бородатые отцы семейств озоровали, веселя жениха, словно восьмиклассники. Присев отдышаться после особо зажигательного танца за первый попавшийся столик, я обнаружил там Велвла. Борода и шляпа изменили его внешность, но не настолько, чтобы сделать неузнаваемой. Разговаривать в свадебном шуме было невозможно, мы обменялись телефонами и начали перезваниваться.
Он закончил консерваторию, написал, по его словам, несколько «забавных вещичек» и уехал в Иерусалим. В святом городе Г-сподь послал ему жену, милую американочку, к тому же оказавшуюся из весьма зажиточной семьи. Сочетание этих обстоятельств позволило Велвлу вести поистине райский образ жизни: первую половину дня он проводил в изучении Талмуда и других интересных предметов, потом обедал, спал часа полтора и до глубокой ночи сочинял. Жена ходила на цыпочках и шикала на детей, чтоб не мешали папе. Нечего сказать, повезло человеку…
Со славой ему подфартило не меньше. Поначалу на его сочинения и смотреть не хотели, вид человека в черной шляпе и средневековом кафтане вызывал у музыкальной общественности только ксенофобию. Помог конкурс, посвященный пятидесятилетию Израиля. Устроители организовали его анонимным, в целях объективности и прочего прекраснодушия. Все участники проходили под номерами, и никто из членов жюри не знал истинного обличья претендентов. Нежданно-негаданно работа Велвла заняла первое место. В назначенный день он нацепил свой самый черный кафтан, приладил штраймл — огромную меховую шапку и, выпустив цицит чуть не до полу, явился на вручение призов. Пускать его не захотели, привратник вежливо пытался объяснить, что господин перепутал и ближайшая синагога находится через две улицы. Но Велвл не сдавался: человека, способного подняться вверх по Нерису на байдарке, не остановит даже самый исполнительный привратник.
