Ругать или объяснять что-либо этим придуркам не было ни сил, ни желания. Дешевая муравьиная возня, суета бесполезных букашек. Он смотрел на них сверху, возвышаясь, а может, действительно паря над бездарной убогостью игры. Делать тут больше нечего…
— Двадцать два.
— Что-что? — переспросил мальчонка. — Уже рецензию, простите, некролог, в журнале успели поместить?
— Перебор, говорю, перебор.
Аркадий встал, сухо кивнул головой и двинулся к выходу. Берта, привыкшая к его закидонам, молча шла следом. Выйдя за порог, Аркадий остановился. Полуприкрытая дверь отделила его и Берту от подвала.
— Дура, — сказал он, укоризненно смотря ей в глаза, — пускаешь в дом всякую шушеру.
Глаза Берты слегка сузились.
— А я думала, тебе понравятся мои любовники…
— Как, эти двое?
— Нет, трое.
«Вот змея, не сдержалась все-таки. Весь вечер молчала, хорошая девочка, и вот, не сдержалась. Таких надо учить на месте, не отходя от тела».
— Берта, — он закашлялся, словно преодолевая нерешительность. — Я, собственно, к тебе по делу. Хотел рассказать, поделиться… Трудно тащить в одиночку, а тут эти придурки, словом не перемолвишься…
— Арканя… Чего ж ты молчал, дурачок, я бы их выгнала, поговорили б. Может, и сейчас не поздно… возвращайся… я мигом устрою.
— Да нет, неудобно. Вот послушай, я в двух словах. Послушай, а потом созвонимся.
Он снова закашлялся, на сей раз без труда, то ли войдя в роль, то ли действительно смущаясь. Берта прикрыла плотнее дверь и внимательно посмотрела на Аркадия. В конце улицы деловито сновали сборщики мусора, самоуверенный базарный кот неторопливо возвращался из рыбного ряда. Холодный свет луны переливался в его распушенных усах.
— Я шпион, провокатор, — тихо произнес Аркадий. — Казачок засланный. Внедряюсь в религиозную террористическую группировку.
Он помолчал.
— Все вроде нормально… но сегодня я почувствовал, что меня подозревают. Ты понимаешь, чем это пахнет.
— Аркашка, — Берта испуганно прикрыла рот рукой, — Арканечка, ты совсем спятил. Ты ж иврита совсем не знаешь, какой из тебя провокатор?
— Я под раскаявшегося канаю, — сумрачно произнес Аркадий. — Под вернувшегося к религии. Хожу в ешиву, ношу кипу. Пока сходит нормально. И знаешь, — он с нежностью заглянул Берте в глаза, — это вовсе не так глупо, как представляется со стороны.
— Возвращенец! — ахнула Берта. — Так вот почему ты отказался от сервелата. Я-то думала, шиза давит, а оно, гляди, куда покатилось.
— Дура! — во весь голос закричал Аркадий. — Поверила, дура! Сколько спермы на тебя извел, сколько сердца отдал — а ты поверила!
