– Я Марианна.
В голосе напряжение, не укрывшееся от Ингрид.
– Как он? – быстро спросила она.
– У него дочери. Милые девушки.
– Вот как. Выходит, остались…
Медсестра кивнула. Отвела взгляд. Означает ли это, что все плохо?
– Так как он? – Ингрид выталкивала из себя слова.
Медсестра явно собиралась с силами.
– Ну что я могу сказать… Спал он ночью хорошо, и…
Из коридора донесся скрип «Биркенштоков»[11]. Еще одна медсестра, вернулась после обхода. Ее Ингрид тоже раньше не встречала. Где же сестра Лена или хоть кто-то знакомый из персонала? Медсестры о чем-то зашептались.
– Простите! – подала голос Ингрид.
Женщины глянули на нее, похоже, как-то раздраженно.
– Сестра Лена… она не дежурит сегодня вечером?
Марианна мотнула головой. Тугой хвост упал на грудь, закрывая бейдж с именем.
– Должна была, но заболела.
– Ах, вот как…
– Да.
– Что с ней? Надеюсь, ничего серьезного?
– Да кто его знает. Стресс. Похоже, переутомилась.
Когда она зашла в палату, Йенни и Юлия привстали. Ингрид посмотрела на мужа, за спины его дочерей. Глаза закрыты, кислородная трубка в носу. С трудом удержалась, чтобы не кинуться к кровати, оттолкнуть девушек, прижаться к нему и замереть в неподвижном молчании.
– Привет, – тихо произнесла Ингрид.
Юлия что-то пробормотала. Йенни не издала ни звука. Ингрид неуверенно шагнула вперед, еще. Под ногой скрежетнул камешек, застрявший в подошве. В полупустой палате звук вышел гулкий. «Эхоированный, – подумала она. – Только нет такого слова».
Вторая кровать пустовала. Заправлена свежим, жестким бельем. Пустая до стерильности тумбочка. Ни одна из девушек не сделала шага навстречу. Ингрид подошла к кровати, склонилась, прижала ладонь к сложенным ладоням Титуса. Почему он так лежит? Руки сложены на груди, будто он уже по ту сторону. Но кожа горячая, лихорадочная…
– Здравствуй, – прошептала, – это я, Ингрид.
Он не отреагировал.
Послышался шепот. Она даже не поняла, откуда раздается этот яростный шепот.
– Кант…
Ингрид распрямилась. Заметила, что Юлия шевельнулась, точно останавливая что-то. Перевела взгляд на ее сестру. Лицо Йеннифер заливала смертельная бледность. По щекам размазана тушь. Губы растянуты, обнажая зубы:
– Кант, кант, кант…
– Что ты такое говоришь? – прошептала Ингрид. – При чем тут Кант?
– Это английский, – прошипела Йенни, – иди домой и посмотри в словаре.
Ингрид поняла, в глазах у нее потемнело.
Шаги в коридоре. Стремительно вошла Марианна. Осмотрела Титуса, проверила пульс. Смазала иссушенные губы, поправила подушку. Повернулась к девушкам:
