Никому не говори - Алафер Берк

«Вторая попытка: Признания бывшей жертвы, пережившей трагедию»

3.14 утра

Прошло уже двадцать лет, но сегодня утром в три четырнадцать я закричала во сне. Вероятно, я и не поняла бы, что закричала, если бы меня не толкнул в бок локтем муж — мой терпеливый, любящий поспать муж. Он кое-что подозревает, но точно не знает о причинах ночных страхов своей жены, поскольку жена никогда не рассказывала ему о них.

Муж прихлебывал остывающий кофе, и по его лицу блуждало смутное сомнение, в то время как я налила себе кофе и поставила на стол кофейник, чтобы он пополнил содержимое своей чашки. Сомнение не в отношении причин моих криков — он уже давно привык к ним, — а по поводу того, нужно ли поднимать эту тему. Стоит ли заговаривать с ней об этом? Не лучше ли оставлять некоторые вещи в подсознании?

В этот момент я так любила его — за его любовь и бережное отношение ко мне, — что не позволяла ему говорить на болезненную для меня тему. И я сказала мужу, что мне хотелось бы просмотреть вместе с ним газету и обсудить заголовки, прежде чем он отправится на работу.

Я закричала этим утром в три четырнадцать, потому что двадцать лет назад — больше половины прожитой мною жизни — в мою детскую спальню вошел человек, который навсегда изменил мою судьбу. Я не слышала, как он открыл дверь, но каким-то образом догадалась о его присутствии. Может быть, из-за серебристого луча света, проникшего в комнату вместе с ним. Или же я просто знала на протяжении нескольких месяцев, что этот момент наступит однажды ночью — рано или поздно. Когда я открыла глаза, он закрыл за собой дверь. Нежеланный, но не неожиданный.

Помню, я ждала, что он скажет что-нибудь, придумает какой-нибудь сомнительный предлог для своего пребывания в моей комнате или даже, может быть, попытается банально флиртовать со мной, представив дело так, будто мы занимаемся чем-то недозволенным. Но он ничего не сказал, а лишь молча прошел от двери к моей кровати, преодолев это расстояние четырьмя шагами. Очевидно, я не заслуживала того, чтобы тратить на меня слова.

Помню, мне хотелось кричать. Хотелось бить его до тех пор, пока он не испустит дух. Но вдруг у меня возникло впечатление, будто в глубине души я уже приняла решение. Точнее, в тот самый момент было ощущение, словно это решение принято за нас: за меня, находящуюся в комнате, и реальную меня, наблюдающую за происходящим со стороны. Ни одна из нас не стала бы кричать. Мы не стали бы защищаться, а просто смотрели бы на часы, стоявшие на прикроватной тумбочке, ожидая окончания этой ночи.