– Ты на нее запал, да? – спросила Ингрид хрипло, страстно, в любое другое время она бы устыдилась такого голоса.
Дело происходило спустя несколько вечеров. Титус зашел в книжный незадолго до закрытия. Снял очки, усадил ее на прилавок.
– Но… что вы делаете? Я не давала вам повода, не думаете же вы, будто можете вот так запросто сюда зайти и…
– Нам нужно поговорить. Полагаю, повод есть.
Но пришел он явно не для разговоров. Нужно запереть дверь… И она соскользнула на пол, закрыла дверь на замок. Он не отставал от нее ни на шаг. Руки его касались ее обтянутых джинсами бедер. Ее зад прижался к его животу. Господи, да что же это такое… Она обернулась, и ее лицо оказалось совсем рядом с его лицом… его язык, губы… И вот она уже сама расстегивает молнию на его джинсах, он наклоняется, теряет равновесие, и они едва не валятся друг на друга, и тогда она тянет его в сторону: «Там есть диван», – тот самый диван, на котором она любит дать отдых ногам, прежде чем ехать домой, и вот они на кожаном ложе, и ее тело буквально излучает жар, она просто пылает, – может, именно это и называют страстью? После он гладит ее волосы. Она не может вздохнуть, потому что он все еще лежит на ней, навалившись всей тяжестью, но она не шевелится, просто наслаждается тяжестью мужчины, которого даже не знает.
– Что мы делаем, Титус?
– В тот вечер я увидел твои глаза… на открытии осеннего сезона… твои расширенные темные зрачки… и понял, что ты меня хочешь так же, как я хочу тебя.
О, если бы только она была сдержанней! Куда подевалось здравомыслие? Слышала же, как прозвучало это, – пошло прозвучало. Но она была будто пьяная. После целого дня магазинной суеты, когда она уже собиралась запереть дверь и ехать домой, явился незнакомец и взял ее…
Рассмеялась. Никогда она не слышала, чтобы так звучал ее смех.
– У тебя же там полно других. Снеси Нурд, например. Писательница. Ты же за всеми волочишься. Донжуан. А я…
– А ты?
– Я просто…
– Просто кто? Торговка книгами? Красивая и соблазнительная? Женщина, которую я желаю, которую вожделею. Я хотел тебя… так сильно…
Его руки. Длинные пальцы обводят груди, соски. Вниз, к животу, погружаются во влажное лоно. Скользят к крошечной мягкости, постепенно твердеющей. Она привыкла ласкать себя сама.
Теперь это делает он. И снова. Сначала она. Мужские пальцы – ищущие, умелые… А потом он погрузился в нее, набухая. Убирайся!.. Не оставляй меня!..
Они на такси поехали к ней домой. Теперь она развратная женщина? Ведь он женат, а она не такая, нет-нет-нет, ничего подобного раньше она себе не позволяла. «Мне нужно позвонить», – сказал он, выбираясь из-под груды упавших с полок книг, пока Ингрид одевалась. Она слушала его голос: «Позднее перезвоню, у меня совещание».
