— Ты подпольщик? Да или нет? — нетерпеливо перебил Бунте.
— Нет.
Бунте смерил Олега взглядом:
— Напрашиваешься на пытки?
Офицер снова ударил Олега. У того потемнело в глазах, но вместе с темнотой пришла и ясная мысль: отпираться, отпираться и отпираться, пока хватит сил. Признание — это еще более мучительная смерть.
Уловив его мысли, Бунте вытащил парабеллум, взвесил его на ладони:
— Я не намерен долго возиться с тобой.
Рука офицера медленно поднимала парабеллум. Черный глазок его уставился на Олега.
— Я считаю до трех…
— Мне не в чем сознаваться! — выкрикнул Олег.
Выстрел, и пуля ушла в стену. Бунте прицелился еще раз, но в это время в дверь просунулся молоденький лейтенант. Он поставил на стол жестяную банку.
— Взрывчатка. Нашли в его доме, — лейтенант указал пальцем на Олега.
Бунте хмыкнул:
— Теперь, надеюсь, ты развяжешь язык?
— Охотно! — ответил Олег. — Это сульфит. Фотографу без него не обойтись. Я же — фотограф-любитель.
Бунте открыл банку, осторожно потрогал желтоватую пыль, потер ее на пальцах, понюхал. Потом неприязненно взглянул на лейтенанта:
— Уберите эту пакость.
С минуту в комнате висела тишина. Тяжелая, настороженная. Олег слышал, как громко бьется его сердце…
Поиграв парабеллумом, Бунте пробурчал:
— Я еще пять минут помедлю с расстрелом. Объясни, почему в твоем доме прописан опаснейший человек — Валентина Сафронова?
— Это спросите в городской управе. Там прописывают кого угодно, не требуя документов. Очевидно, Сафронова прописалась по моему адресу сама. Я об этом ничего не знал и я ее не знаю.
— Врешь! Сафронова — бандитка, она воюет против германских властей. Она прописана у тебя, значит бывала в твоем доме!
— Тот, кто ведет деятельность, неугодную германским властям, не станет бывать на квартире, в которой прописан, — заметил Олег.
— Нам нужна Сафронова и этот самый… Дука. Что ты знаешь о них?
— Первый раз слышу эти фамилии.
Крепко выругавшись по-русски, Бунте язвительно заметил:
— Ты торопишься подохнуть. А я придержу твою смерть. Я сделаю так, чтобы ты днем и ночью, ночью и днем только и думал о них. Вместе со своим бородатым братцем.
Зазвонил телефон.
— Да! Сейчас иду! — гаркнул в трубку Бунте.
Уже надевая шинель, он вдруг бросил:
— Я глубоко уважаю людей, любящих свою родину. Но коммунистическая Россия — это не родина для русских, она их самый злобный враг. — И сразу перешел на «вы». Видимо, Бунте помнил слова «сын купца». — Вы сделали большую ошибку, выступив против нас. Поверьте, работать у нас не так уж плохо.
