Мины он передал человеку надежному, коммунисту Редину. На паровозе, кроме немецкого машиниста, его помощника, были два солдата из охраны. Редин же был за кочегара. Он небрежно бросил сумку с минами к паровозному котлу. Банки предварительно обмотал тряпками, чтобы не стучали. Выбрав момент, Редин незаметно приложил к шнуру окурок и сам ушел. Через несколько минут взорвался паровоз, и все четверо фашистов отправились на небеса.
— А Редин где сейчас? — в один голос спросили братья.
— В лесу. У партизан. Но это не все, — продолжал Жуков. — Немцы тотчас вызвали на место взрыва эксперта. И тот засвидетельствовал, что котел взорвался из-за плохой эксплуатации. Дескать, машинист не взял в расчет суровую русскую зиму.
— В таком случае надо пустить наши адские игрушки на конвейер, — предложил Серафим.
…Через день Жуков снова уносил мины. В декабре железнодорожники взорвали несколько паровозов.
Гитлеровцы спохватились — морозы здесь ни при чем! Охрана поездов была усилена. Взрывы, однако, не прекращались.
Друзья из вражеского стана
Петр Лебедев возвращался из Западного парка, где ремонтировал пути. Улица, залитая лунным светом, молчала, только снег поскрипывал под ногами. У дома остановился. Откуда-то доносились едва уловимые звуки «Интернационала». Что это? Померещилось? Напряг слух. Но знакомая мелодия не исчезала.
Петр замер. Сердце забилось в такт музыке. Бесшумно подкрался к забору, прильнул к щели. На крыльце дома Куликовых стоял немец — высокий, в черной шинели. Он увлеченно играл на губной гармошке. Петр узнал куликовского постояльца Карла Вернера, станционного диспетчера.
— Чего это он гимн наш наигрывает? — насторожился Петр. Увлекшись, налег на забор, доски затрещали. Карл поспешно сунул гармошку в карман и встревоженно спросил:
— Вер ист да?
Несколько секунд немец вслушивался в тишину, затем, пожав плечами, ушел в дом.
Петр тоже направился к себе. За столом сидел брат Иван, которого все звали почему-то только по отчеству — Васильевичем, он медленно жевал хлеб, запивая его водой. Увидев Петра, запричитал:
— Ох, истерзали меня твои дела…
— Когда же ты перестанешь бояться? — досадливо поморщился Петр.
— Ведь на бочке с порохом живем!
— Но это лучше, чем на бочке с дерьмом, — отрезал Петр. — Давай стелиться, я сегодня устал. Чертовски хочу спать.
Но уснуть Петр долго не мог. Ворочался с боку на бок и все думал о Карле Вернере. Зачем он наигрывал «Интернационал»? Может, он коммунист… Или провокация?.. На соседней койке громко посапывал Васильевич.
