На берег выбрался полуживой. Холод вгрызся в тело. Зубы выстукивали дробь, точно телеграфировали о беде. Мокрая одежда быстро деревенела. «Если не согреюсь, окоченею», — подумал Никитин. Побрел, сам не зная куда. Спотыкаясь и пошатываясь, дотащился до какого-то заброшенного цеха, стал срывать с себя леденеющую одежду, стащил сапоги и заметался по цементному полу в надежде найти хоть какую-нибудь ветошь, паклю, мох — хоть что-нибудь!.. Наткнулся на что-то мягкое. Обрадовался, будто нашел сокровище. Принялся растирать тело замасленным тряпьем. Завернулся неизвестно во что. Затеплилась, появилась надежда выжить.
Кругом было тихо, как на кладбище. Осторожно пробираясь из одного пустого цеха в другой, случайно наткнулся на танки. И тут же увидел часового. «Убить его?» — Никитин удивился, как просто пришло такое решение. За всю жизнь ему даже драться по-настоящему не доводилось.
Подобрал с земли толстый железный прут, стал подкрадываться. Тишина угнетала. Сдавали нервы, болели глаза…
Все тело охватил озноб. Превозмогая отвращение к убитому, он снял прежде всего шинель и оделся в нее, потом обул сапоги и зашел в цех. В два ряда стояли танки, задрав длинные хоботы пушек. «Хоть бы один из них уничтожить».
В кармане шинели Никитин нащупал зажигалку, укрыл ее в углу, чиркнул — горит! Теперь он действовал быстро, ловко, расчетливо. Открутил кран бензобака, приготовил факел на палке, зажег и поднес его к крану. Взметнулось пламя. Стало светло, как днем. И тут, Никитин увидел цистерны с бензином. Видимо, они предназначались для заправки отремонтированных танков. Не раздумывая, откинул люк цистерны и швырнул в него факел. Горячая взрывная волна отбросила его в сторону. Больно ударился о стену. Перед глазами поплыли зеленые круги.
□ □ □
Над Десной и заводом поднималось огненно-красное зарево. Город проснулся, ожил. Люди высыпали из домов. Брянск не покорился, Брянск борется! Это было шестого ноября 1941 года, в канун Великого Октября.
Новиков и Коля Горелов стояли на крыльце студенческого общежития, объятые шальной радостью. У соседнего дома толпились немцы.
— Диверсия!.. — услышал Новиков. Это слово любил Никитин. Где он? Почему не пришел на явочную квартиру?
За последние дни Аверьянов немало сделал: собирал разведывательную информацию, пробирался к военным складам, следил за аэродромом, запоминал эмблемы войсковых частей, уходивших на фронт. Но все же он завидовал смельчаку, который устроил эту «иллюминацию» для октябрьского праздника.
