Она услышала, как Луис недоверчиво фыркнул.
— Ты его простила?
Корал вздохнула.
— Он не виноват.
— Ах, да, амнезия.
— Именно люди Тео подстрелили Сэма, когда он охранял Мэгги, как тебе хорошо известно. — Корал подняла глаза. — Что он видит в этой женщине, никогда не пойму. Возможно, ему было ее жаль. Это было так глупо — вынашивать вот так клона. Я бы никогда этого не сделала. Во всяком случае, у Сэма мозги были набекрень, когда он вышел из комы. Он не представлял себе, что он делает. Да, я прощаю его. Почему нет? Теперь с ним все в порядке.
Луис сжал серебряный кинжал, который не выпускал из рук.
— Сэм Даффи был там, в Италии, когда погиб Теомунд? Он имел к этому какое-то отношение?
Корал посмотрела ему в глаза.
— Сэма там не было. Он не имеет к этому отношения. — Это было правдой. — Тео упал с утеса и разбился. — Она постаралась не опускать глаз.
— Это правда?
— Да. Удовлетворен?
Он кивнул.
Она не чувствовала вины. Брауна, мерзавца мирового класса, убил порядочный человек. Только это был не Сэм.
— Ладно, твоя очередь, — сказала она.
— Что ты хочешь знать? — ворчливо спросил он.
Корал посмотрела на богато украшенный кинжал в мексиканском чехле.
— Ты — голубой?
Луис швырнул пивную бутылку в кирпичную стену пентхауса, она разбилась, разноцветные птицы заверещали и захлопали крыльями.
— Cabrona! Pinche retardada![13]
Корал затаила дыхание, оценивая мужчину, которого только что привела в ярость. Она была довольна, что сделала это. Теперь она могла судить, попытается ли он избить ее, если она будет работать на него, и позволит ли другим ее избивать?
Луис поднял палец, и этот палец дрожал, когда он говорил.
— Я — верующий человек! Я — человек веры. Я последователь Хуана Диего, которому Дева Мария явилась на Тепеяце в 1531 году и оставила свой образ на его плаще. Я родился 12 декабря, в день праздника Девы Марии Гваделупской, и я посвящаю ей свою жизнь!
Луис дрожал, как загнанный в угол жеребец.
Корал встала. Она, наконец, поняла его. Медленно подняла руки и обвила его шею, чтобы он смог положить голову ей на плечо. На мгновение он ей это позволил, и она чувствовала, как дрожит его тело.
Потом он шагнул назад и сильно ударил ладонями по своей грудной клетке.
— Это тело — храм, в котором обитает моя душа. Я никогда не оскверню его перед Девой Марией!
Она подумала, что если бы Луис не был так зол, он бы заплакал.
— Я не голубой, я дал обет безбрачия. Таким я и останусь.
— Ты всегда хранил невинность?
