Двадцать три раны Цезаря | страница 69
«Если я ее отпущу, мне отсюда с алмазом не уйти. Она тотчас оповестит, что у меня в поясе зашит крупный камень…»
Он еще раз оглянулся на дверь, взглянул в окно. Светало.
«Надо удирать!» — решил Уманцев и убрал руку с ее рта. Она улыбнулась и хотела что-то сказать, но вместо этого глаза ее полезли из орбит. Она открыла рот, но издала лишь глухой хрип. Шея у нее оказалась тонкой, жилистой… Уманцев даже немного вспотел. Впрочем, может, от непривычки. Мыслей не было. Он не отдавал себе отчета, что душит женщину. Она была для него всего лишь досадной случайностью, которая может помешать ему скрыться. Просто таким образом он пытался изменить сложившиеся не в его пользу обстоятельства.
По телу женщины прошла крупная дрожь, и она стихла.
Роман расправил ее волосы на подушке, прикрыл веки.
Стараясь не шуметь, отошел от кровати, оделся. Спрятал доллары в планшет, застегнул пояс. Подошел к окну, выглянул. На улице не было ни души. Чтобы сбить с толку тех, кто войдет в эту комнату, оставил на комоде десять долларов, как плату за ночлег, и пятьдесят долларов вложил в руку женщины. «Пусть похоронят, как следует», — великодушно решил он и выпрыгнул в окно.
Крадучись, пробрался вдоль стены, пересек проулок между «отелем» и соседним, похожим на сарай, зданием, потом миновал еще несколько подобных и очутился на краю большого поля.
«Куда идти? — возник вопрос. — Да хоть куда, лишь бы подальше отсюда».
И вдруг Роман завертел головой, с непонятной тревогой вглядываясь в небо. До него донеслось урчание самолета. Он присмотрелся и увидел, что небольшой самолет идет на посадку. Уманцев со всех ног помчался к нему.
Когда он подбежал, из самолета уже выгружали ящики. Он бросился к летчику и, протягивая деньги, принялся горячо просить, указывая рукой на небо:
— Гоу он! Гоу он!
Летчик взглянул на деньги и что-то сказал. Уманцев беспомощно моргал ресницами, жалко кривил губы, бормоча:
— Не понимаю! Ай доунт андестенд!
Летчик усмехнулся и, ткнув его пальцем в грудь, спросил:
— Франсэ?
Роман отрицательно завертел головой и несколько раз произнес:
— Литва! Литва!
Летчик, пытаясь понять, повторил следом за ним:
— Литва. Литва.
А Роман уже махал руками, точно крыльями, повторяя:
— Флай! Флай! — и, вспомнив популярную песню, подпел: — Ап-ап тчу зе екай!
Летчик расхохотался и кивнул:
— O’key!
В это время работники аэродрома закончили дозаправку самолета, и летчик, указав сначала на себя, а потом на самолет произнес: