— Это Лиссабон, столица Португалии — родина ее предков, — перевел Жоа ее взволнованные слова. — Она спрашивает, а ты был в Португалии?
Девушка с трепетом в глазах ждала его ответа.
— Нет, к сожалению, — ответил Андрей. И ее взгляд потух.
Но огорчение длилось всего лишь миг. Она вновь подняла на него глаза и заговорила взволнованно и радостно.
Она говорила, что обязательно уедет в Португалию, в Лиссабон. Она говорила, что любит Анголу. Она здесь родилась, но родина, ее настоящая родина — Португалия.
— Мы с мамой так мечтали увидеть ее! — вздохнула она и замолчала.
Андрей появился в деревне на следующий вечер, но уже без Жоа, зато со словарями и разговорником.
Сначала они сидели на низеньких скамеечках у порога, пока солнце светило им в книги, а затем вошли в хижину, и Эстелла зажгла что-то, напоминающее свечу.
Они говорили на каком-то странном языке и понимали друг друга.
— Там, в Португалии, я стану светлее, — показывая на свою кожу, говорила Эстелла. — Я же белая женщина. Это здешнее солнце убивает меня, мою красоту, молодость, жизнь. Я солгала, когда сказала, что люблю Анголу. Я ненавижу ее. Но у нас с мамой совсем не было денег, чтобы уехать из этой проклятой страны, в которую наших предков тоже привела бедность. Ах, если бы ты знал, как я хочу уехать! — воскликнула она и поднялась из-за стола.
Андрей тоже поднялся и, не отдавая себе отчета, в том, что делает, будто его приворожили, прижал ее к себе и поцеловал, как целовал русских девушек, но в ответ получил что-то такое необычно сладостное, что прервать поцелуй не смог, пока энергия, взбунтовавшаяся в нем, не нашла выхода.
Потом Эстелла повела его купаться в озере под водопадом. Вода была ледяная, сверкавшая лунными бликами, но рядом скользило тело Эстеллы, которое обжигало его и превращало воду в горячий термальный источник.
Вернулся он под утро. Охранник анголец приветствовал его появление. Он тоже неплохо провел дежурство с напарником и бутылкой «Столичной», которую, уходя в деревню, оставил им Варичев.
Утром перед выездом на работу был обстоятельный разговор с товарищем Торопковым. Он устрашающе вращал глазами, стучал ребром ладони по столу, ссылался на нравственный кодекс поведения советского человека, но Варичев, опьяненный Африкой и Эстеллой, ничего не слышал. Он только думал, что вечером, даже если его закуют в цепи, он одним усилием рук разорвет их и вновь умчится к ней.
Спустя неделю был разговор с начальником объекта товарищем Бедовым. Он знал цену Варичеву как специалисту, поэтому посоветовал не дразнить Торопкова.
