— Да, — ответила она, с необыкновенным спокойствием глядя на него, — я знаю, что я тебе не дочь. Я и раньше это знала, только не хотела верить. Но теперь верю.
Впоследствии она не могла вспомнить, что и как происходило после этого разговора; должно быть, она вернулась в дом, сложила вещи, погрузила их в машину, зашла проститься с Няней, объяснила ей причину своего отъезда, потом добралась до Лондона и приехала в дом на Итон-плейс; по-видимому, так или примерно так все и было, потому что в семь часов вечера она пришла в себя в гостиной этого дома, она сидела там все еще в каком-то оцепенении, не чувствуя себя, необыкновенно спокойная, и слушала в телефонной трубке голос Няни, спрашивавшей, все ли у нее в порядке.
— Все хорошо, Няня, честное слово. Только, Няня, обещай мне, твердо обещай, что ты никому ничего не будешь рассказывать и особенно не станешь ничего говорить папе. Иначе он заявит, что это ты во всем виновата. Я пробуду тут несколько дней, а потом найду себе квартиру или еще что-нибудь.
— Он просто как ребенок, — сердито проговорила Няня, как будто Александр не выгнал из дома любимую дочь, а всего лишь встал в позу из-за какой-нибудь чепухи. — Но у него это пройдет, Георгина, обязательно пройдет. Не переживай из-за этого. Он сам позовет тебя назад, как только справится с шоком.
— Не позовет, — возразила Георгина, — да я и не хочу назад. — Голос у нее задрожал.
— Послушай, — спросила Няня, — а когда ты теперь увидишь свою докторшу? Не нравится мне, что ты там одна в Лондоне, без всякой медицинской помощи. — Судя по ее тону, Лондон представлялся Няне далеким и оторванным от мира, чем-то вроде Гебридских островов.
— Завтра увижу, Няня, обещаю тебе. У меня все хорошо, Няня. Честное слово. Не беспокойся.
Первый, кому она все рассказала на следующий день — после того, как сходила к Лидии Пежо и записалась на роды в госпиталь королевы Шарлотты, — был Макс.
— Не понимаю я тебя, Георгина. По-моему, тебе надо было бы сказать Кендрику.
— Может быть, когда-нибудь и скажу, — ответила Георгина, — но пока не хочу. И ты ни в коем случае не говори ему, а если скажешь, я… я придумаю, что я тогда с тобой сделаю.
Она широко улыбнулась, но, похоже, Макс все-таки воспринял ее слова всерьез — он нахмурился.
— А жить ты будешь здесь?
— Нет, только не здесь. Я не хочу, да если бы и хотела, думаю, папа бы мне все равно не позволил. Перееду, как только что-нибудь найду.
— Давай спросим Энджи, — предложил Макс. — Она тебе подыщет какое-нибудь уютное гнездышко, не сомневаюсь.
