— Нет, — ответила она, — нет, я не могу. Пока не могу.
— Тогда, — сказал он, — давай мы лучше вообще обо всем этом забудем, ладно?
Она отвезла его назад в Хитроу и всю дорогу сидела с каменным лицом, молчаливая и неприступная.
— До свидания, — проговорила она, когда они добрались до аэропорта.
Он посмотрел на нее, поднял руку, слегка дотронулся до ее щеки.
— До свидания, Георгина, — только и сказал он.
Потом была длинная, бесконечная дорога назад, домой, уже без него, и впервые за очень-очень долгое время в ее машине не звучала кассета с записью его голоса. Свернув уже в темноте на Большую аллею, Георгина наконец ощутила боль и заплакала, а входя в дом, уже откровенно рыдала, громко, отчаянно, мучительно. Она вбежала в одну из боковых дверей, взлетела по лестнице к себе в комнату и захлопнула за собой дверь. Потом бросилась на постель и проплакала несколько часов подряд, вспоминая о Кендрике, о том, как они любили друг друга, как сильно она любила его, пораженная тем, что все это кончилось в одно мгновение.
Так она проплакала полночи. Краем уха слышала, как напольные часы пробили три, потом четыре; она так и лежала без сна, измученная, не в состоянии уже даже плакать, когда дверь в ее комнату потихоньку приоткрылась.
— Георгина? — позвал чей-то голос. Это была Няня.
— Ой, Няня, прости меня. Я тебя разбудила, да? — спросила Георгина, громко хлюпая носом и стараясь на ощупь найти платок.
— Как ты могла меня разбудить? Я и не спала вовсе. Ну, Георгина, что стряслось на этот раз? — Тон у Няни был сердитый; Георгина слабо, сквозь слезы улыбнулась ей.
— Да. Кендрик, Няня.
— А что Кендрик? Он что, уехал?
— Улетел назад в Нью-Йорк.
— Недолго погостил. Ему тут что, больше не нравится?
— Сегодня не понравилось. Я ему не понравилась.
— Должен же он что-то решить. Я думала, он хочет на тебе жениться.
— Теперь уже не хочет, Няня. Больше не хочет.
— А что не так?
— Я повела себя не так, Няня. А точнее, не повела себя так, как хотелось ему.
— Какими-то загадками ты говоришь, — проворчала Няня, как будто сама она говорила всегда исключительно прямо и ясно. — Что ты хочешь сказать, Георгина? Тебе всегда было трудно излагать свои мысли.
— Ой, Няня, не ругай меня. Я этого не выдержу. Дело вот в чем: Кендрик хотел, чтобы мы с ним поженились и чтобы я потом сразу же уехала с ним в Нью-Йорк, а я ему ответила, что не могу.
— Почему?
Георгина удивленно уставилась на нее:
— Из-за папы, конечно.
— А-а, — протянула Няня. — Понимаю.
