Толстая дама, вся в пышных оборках, бросилась навстречу нашему младшему:
— Ах, вот и он! Добро пожаловать, сынок, добро пожаловать! Заходите, заходите, гости дорогие! Ох, до чего же они все красивые! А эта… господи, какая худенькая, бедняжка! Неужто в Париже так плохо кормят? Садитесь сюда, детки, и угощайтесь! Ешьте как следует. На столе всего вдоволь. Скажите Жерару, пусть нальет вам вина. Жерар! Ну-ка живо сюда, парень!
Венсан никак не мог уклониться от ее поцелуев, а я смотрела и сравнивала. Какой контраст между сердечностью этой незнакомой женщины и учтивым презрением моих старых тетушек сегодня утром. А может, и это глюки?
— Мы хотели бы поздравить новобрачную…
— Вот-вот, идите, поздравьте и заодно поищите там Жерара… Если он уже не нализался и не лежит под столом, негодник эдакий!
— Слушай, а что там у тебя за подарок? — спросила я Симона.
— Да я и сам не знаю.
Мы по очереди расцеловали новобрачную.
Молодой муж, красный как рак, очумело таращился на подарок, который извлекла из бумаги его жена, — шикарное блюдо для сыров, купленное Кариной, — из плексигласа, овальное, с ручками в виде виноградных лоз и виноградными листьями на дне.
В его взгляде читалось сомнение.
Мы сели в конце стола, где нас приняли с распростертыми объятиями двое дядьков, уже довольно много принявших на грудь.
— Же-pap! Же-pap! Же-pap! Эй, малыши! А ну-ка несите сюда угощение для наших друзей! Жерар! Ну куда он запропастился, мать твою!
Наконец появился виночерпий Жерар со своей бутылью, и празднество началось.
Покончив с маседуаном под майонезом (в раковинах святого Якова), бараниной с жареной картошкой (также под майонезом), козьим сыром (произносится «кузьим») и бело-розовым меренговым тортом (съеденным почти дочиста), гости потеснились, освобождая место для Ги Макру и его замечательного оркестра.
Мы сидели довольные, разомлевшие. Справа от нас новобрачная открыла бал, закружившись в вальсе со своим папашей под аккордеонного Штрауса, слева наши дядьки завели ожесточенную перепалку по поводу нового «кирпича», повешенного у булочной Пидуна.
Все это было прелесть как колоритно.
Нет, более чем колоритно, а главное, менее чопорно — это было смачно!
Ги Макру чем-то походил на Дарио Морено.
Тоненькие подкрашенные усики, сверкающий жилет, дорогие цацки и бархатный голос.
При первых же звуках аккордеона все рванули на танцпол.
Эй, зовите трубача, мы станцуем ча-ча-ча!
Агааа!
Ну-ка, скидывай сабо, мы отпляшем вам мамбо!
