— Была бы королевой, — ответила Феофано просто, как ребенок.
— Ты бы называла себя императрицей Римской империи?
— Я могла бы, — отвечала Феофано.
Император рассмеялся.
— Ну, конечно. И ты бы послала свои войска против нас?
— Вы стали бы вынуждать меня к этому, ваше величество?
— Кто знает? — Император поднял свою чашу и отпил из нее. — Я вижу, что ты гораздо умнее, чем мы ожидали. Ты думаешь, я отпущу тебя, чтобы ты стала опасной для нас?
— Неужели в дикой Германии я буду опасней, ваше величество, чем в Священном дворце?
Император опустил чашу.
— Ты хочешь уехать?
Феофано не стала отрицать этого.
— Ты согласна, чтобы тебя отдали варвару? Это же ссылка, пойми, и пожизненная. Ты больше никогда не увидишь Город.
— Да, ваше величество, — отвечала Феофано, негромко и совершенно спокойно.
— Ты так его ненавидишь?
Лицо ее ничуть не изменилось.
— Я люблю его всем сердцем и душой.
Они взглянули друг на друга. Аспасия, наблюдая за ними, заметила, как между ними возникло взаимопонимание. Иоанн, чтобы получить свой престол, пошел на убийство. Только Богу было известно, что предстоит совершить Феофано. Но она готова на все. Она обладала тем же, чем и он, тем же, чем ее мать: несокрушимым честолюбием, которому опасно становиться поперек дороги.
Он медленно кивнул, как будто слушая ее.
— Тебя, наверное, не сломит и монастырь? Ты будешь или настоятельницей, или ничем.
— Я и сейчас ничто, — отвечала Феофано.
— Ничто, кроме того, чем прикажу тебе стать я, — произнес император. — Я подумаю над этим. У тебя было преимущество первого хода, и хватило мужества его сделать. Похоже, в твоем лице германский король получит больше, чем предполагает.
Вставая, Феофано поклонилась. Это было сделано красиво: согласие, покорность и отстранение в одном плавном изящном движении.
Аспасия как тень следовала за ней по пятам. На мгновение ей показалось, что император позовет ее обратно, но он ничего не сказал. Уже выходя в наружную дверь, она почувствовала на себе его взгляд, но разгадать его значение не смогла.
Император не был склонен унижать свое императорское достоинство спешкой. Шли дни, и каждый последующий казался длиннее предыдущего. Другие тоже приходили к нему, но лишь Феофано просила за себя. Другие делали это, как принято, через родню или доверенных лиц, одни обращались к императору, другие к царице. Не все решались приводить разумные доводы.
— Сейчас, — сказала Аспасия, — цена уже дошла до лучшей упряжки на Ипподроме и поместья в Анатолии.
