После тяжелого августовского заболевания Черненко я нередко вместе с профессором А. Чучалиным бывал у него на даче. Он оставался тяжелобольным человеком и мог работать, только используя лекарственные средства и проводя ингаляцию кислородом. Хронический процесс в легких остановить было уже невозможно. В один из наших визитов я рассказал ему о состоянии Андропова. Черненко спокойно ответил, что, как и все члены Политбюро, знает о тяжести его состояния и возможном исходе болезни.
Говорил он в это время уже с одышкой, и у меня было такое впечатление, что он вот-вот оборвет меня и скажет: «Что ты мне об Андропове говоришь, да я сам не менее, чем он, больной человек. Надо думать, как мне выходить из этого тяжелого состояния, что предпринимать». Мы неоднократно подчеркивали в этот период, что по состоянию здоровья ему работать с полной нагрузкой нельзя. Надо думать об изменении характера, объема и стиля работы. Но как это тяжело — расставаться с мыслью о политической карьере. Ради нее забывают о здоровье.
Во время наших последних встреч Устинов как-то спросил меня, знает ли о тяжелой болезни Черненко Тихонов. Это будет играть роль при обсуждении будущей кандидатуры Генерального секретаря ЦК КПСС. «Не только знает, — ответил я, — но и во время разговора на эту тему со мной, когда я сказал, что болезнь неизлечима и Черненко инвалид, выражал ему сочувствие и сожалел, что тот так рано вышел из строя».
* * *
В конце января 1984 года из-за нарастающей интоксикации у Андропова стали появляться периоды выпадения сознания. Стало ясно, что смерть может наступить в любой момент. Так и случилось. 9 февраля 1984 года Андропова не стало.
Смерть Андропова переживали по-разному. Не думаю, что в широких кругах это было воспринято с болью в сердце. Слишком короток был «век Андропова» как руководителя, чтобы народ до конца мог его оценить и поверить ему. Скорее, переживали из-за несбывшихся надежд. И ждали: что же будет?
Придет, наконец, кто-то из молодых прогрессивных политических деятелей или принцип «старой иерархии» сохранится?
Я искренне оплакивал смерть Андропова. И не только с позиций человека, близко знавшего и дружившего ним. Я понимал, как, может быть, немногие, как много он мог сделать для страны и народа. Сделать страну еще сильнее, а главное, заставить ее встряхнуться, начать поиск новых подходов к развитию.
Понимал и то, что среди руководителей нет ему равного по широте взглядов, знанию жизни, твердости в проведении своей политики и в то же время политической осмотрительности и дипломатической хитрости.
