— Льеж, — сказал Люсьен. — Оружейная их фабрика… Les cons.
Старый каменный город затемнился, как в ожидании бомбёжки. В этой полутьме на площади сидели, казалось, все его обитатели, но, к счастью, вскоре одна пара в возрасте поссорилась и освободила столик. Духота стояла, как перед грозой. Перед закрытием они заказали ещё по пиву, после чего Люсьен разменял бумажку и отправился внутрь ресторана — звонить в Париж. Вернулся он, растирая безволосую грудь под расстёгнутой безрукавкой.
— С Феликсом всё в порядке. — Он выпил полфужера и отёр усы. — Тогда как мать его ещё не наеблась. Дай мне покрепче…
Алексей выдал другу «голуаз», которым Люсьен глубоко затянулся… Знаешь, что я думаю?
— Ну?
— Что она больше не вернётся. Или только тряпки свои забрать.
— Никуда не денется. Вернётся…
— Понимаешь, к примитиву пизду влечёт неудержимо. И что тут можно сделать? Когда отец — поляк. Бил смертным боем…
— А я её люблю, — сказал Алексей про чужую жену.
— Не знаешь ты её.
— Очень…
— Я, думаешь, нет?
Пальцы у друга тряслись.
Бутылка виски осталась в машине. Вернувшись к ней бегом, они врезали ещё, после чего Люсьен рванул. В дорожных знаках протестантской логики уже не было, и они колесили наугад по безвоздушным каменным теснинам. Заливая светом автострады, на городах своих королевство это явно пыталось сэкономить. Мимо неслись какие-то чёрные заводы. Темно было, как…
Из-за поворота с грохотом вдруг вылетела огромная кабина — грузовик со снятым кузовом.
Алексей успел схватиться за поручень над головой и упёрся ногами. Люсьен резко вывернул — они проскочили. Почти впритирку к несокрушимой грани каменной стены.
— Реакция, однако…
Люсьен молчал.
— Бля, жизнь нам спас.
— А зачем?
— Септант, нонант… Погибнуть в Бельгии бессмысленно.
— А жить?
— Где, здесь?
— Нет, — вскричал Люсьен… — Вообще?
Автострада шла синусоидой по этим лесистым арденнским холмам — из долины в долину. Высоко выгнутые фонари заливали всё впереди красноватым светом. Люсьен в молчании прибавил скорость. Алексей покосился на спидометр, но это ещё был не предел. Его вдавило в кресло, и он закрутил до конца стекло, чтобы не слышать встречный ветер. Сигарета ровной струйкой исходила в правящей руке его французского друга — надёжного, как этот мотор, как полотно дороги, как сама Европа, и, взлетая на гребень волны, они на пару с ним врезались в звёздное небо, подсвеченное багровым заревом. Он завёл руку за спину, нашарил «Полароид». Вспышка ослепила их обоих, в ладонь Алексею вытолкнуло снимок в профиль. Потом он щёлкнул руку с сигаретой на фоне приборной доски, и, разглядывая сыроватый глянец, обнаружил на фото, что, выжимая газ до предела, другой рукой Люсьен суеверно перекрестил два пальца. Алексей приложился к видоискателю. Вспышка в лобовое стекло. Небо сквозь него вышло, как открытый космос, откуда нет возврата на брошенную землю. «Полароидом» он перекрыл водителю обзор и выстрелил в лицо.
