Не забываются страхи и озарения детства!
Что в будущем произрастет из них, как скажутся они в нашей судьбе? Потому что в человеческой жизни ничто не проходит бесследно. Ни обиды, ни радости, ни страдания. Уходят ли они в тайные, сокровенные глубины, в сегодняшней памяти ли они, — все, что было, все с нами, до того последнего мгновения, которое оборвет отмеренное нам… И может, от того, куда и как мы шагнули в детстве или не шагнули, зависит вся наша дальнейшая судьба.
Алеша оттолкнулся от двери. Он шагнул во тьму. Словно в пропасть. Но под ногами оказалась твердь. И тогда он пошел прямо на ворона. Он смотрел на него и говорил про себя: ворон не настоящий. Татусь говорил, набивают чучела из птиц. Они как настоящие, но не живые. Вот и ворон, сделали чучело, повесили над яслями.
И чем ближе подходил, видел мертвую пыль на крыльях, выщипанный хвост… Старое облезлое чучело.
Давно повесили в конюшне, то ли от «сглаза», то ли для того, чтобы отпугнуть ласку. Водился в наших краях такой зверек. Заберется ночью в конюшню, прыг на коня, к утру конь в мыле, будто всю ночь его гоняли, дрожит, всхрапывает, никого к себе не подпускает. Темные люди: не иначе нечистый гонял. А на самом деле ласка, утверждал татусь. Для ласки лошадиный пот вроде лакомства, пьет она его или дышит едким потом и приходит прямо в неистовство. Носится по конской спине, когтями скребет, щекочет, конь взвивается. Бывало, разбивал вдребезги кормушку, рвал поводья, сам в крови и мыле. Погоняет ласка ночь-другую, и считайте, нет у вас коня. Больше он не работник. Вот и вешали ворона, чтобы отпугнуть зверька…
Алеша, стараясь возможно тверже ступать, дошел до самых яслей. Потрогал кольцо, за которое привязывали коня, побренчал им.
К двери возвращался побыстрее. Мохнатенькая тьма шевелилась за спиной. Все страшное, непонятное — оттуда, из мрака. Если бы наверняка знать, что не существует ничего таинственного, загадочного, страшного. Может, коня и нечистый объезжает. Вон у дядька Ивана до того, как он жеребца купил, конь издох, что-то загоняло его. Все дырки позабивали, следов ласки не нашли, дядько Иван с ружьем сторожил — ничего не помогло.
Недоверчиво поглядывал Алеша то в один угол, то в другой. Тьма скрадывала очертания, насупленно густела. На одной стороне, поближе к правому углу, что-то смутно горбатилось. В рост человека. Жалось к стене. Долго вглядывался. Не мог оторвать себя от двери. Принудил себя, сделал несколько боковых шагов. Даже всхлипнул обрадованно: хомут висел на стене с нарытником — шлеей.
