Чей ты, малыш? | страница 4



— Госпооооди, Женяяя, пожалуйста. Помоги нам!!!

Именно так. Помоги НАМ.

Он не забыл. И никогда не сможет.

Евгений Прохоров скинул одеяло в сторону и зажег ночник. За окнами было

темно – словно кто-то затер их углем. Электронные часы на прикроватной

тумбочке показывали 6-29.

Странно, — подумалось ему, — так тихо...

Он встал с кровати и подошел к окну. Вслушался. Всмотрелся. Ни души. Ни

звука. Как будто все замерло в ожидании – сотни окон были похожи на протянутые

к дверям Кувуклии* свечные фитили, ждущие благодатного огня.

А что если день не наступит? Что если ночь будет всегда?

Евгений второпях задернул шторы. Ему не хотелось становиться частью

глупого, выдуманного чуда.

Вчера, когда он в очередной раз напивался в «Копеечке» — забегаловке, клонированной из грязного куска советского плинтуса — он так и сказал

широченному, похожему на калач лицу бармена.

«Чудес не бывает»

Он тыкал пальцем в газетный снимок, на котором был запечатлен счастливый

малыш с невероятно яркой радужкой глаз, и повторял.

«Не бывает их. Понимаешь?!»

А бармен кивал и спрашивал: не пора ли ему домой?

Что было дальше, Евгений не помнил. Но газетная вырезка, как и прежде,

лежала на прикроватной тумбочке, придавленная полупустой бутылкой «Блек

Лейбла».

«Наверное, только счастливые люди мучаются похмельем, — подумал он,

потянувшись к бутылке. – У несчастливых наутро только одно желание – пить

дальше»

Евгений поднял бутылку и посмотрел на газетного ребенка. А в следующее

мгновение уже глотал теплый виски. Давился и морщился, а он обжигающими

ручьями стекал по его небритым щекам.

Медсестры в роддоме привыкли, главврач закрывала глаза, ведь он был

лучшим практикующим гинекологом когда-то...

«Ты видишь, что с тобой творится, Женя?» — спросила как-то главврач.

Разговор состоялся в ее кабинете, она стояла к Евгению вполоборота и смотрела в

окно. На улице с деревьев облетали последние листья, и Евгению подумалось, что

главврач похожа на эту осень – странная красота, еще не увядшая, но не

вызывающая ничего, кроме тоски. Холодная, как ледяной ветер.

«Я никогда не приходил сюда пьяным» — сказал он тогда. Он, правда, верил

в свои слова.

«Не приходил. Но неужели ты думаешь, что чад от трехдневного запоя можно

задушить одеколоном и жвачками?! Ты посмотри на себя, во что ты превратился…