«Мне нравятся дети, дорогая. Я просто не знаю, смогу ли съесть ребенка полностью!» — было излюбленной фразой Фредерика, которую он позаимствовал у У. К. Филдса[19]. Эти слова неизменно вызывали смех. Но после шести рюмок водки и смертельной алкогольной смеси, состоящей из персикового шнапса и «Гран Марнье»[20], Фредерик прыгал в надувном замке вместе с пятилетками, задорно пытаясь продемонстрировать двойное сальто, которое, по его заверениям, с легкостью исполнял в юности.
«Как можно не любить детей?» — спрашивала себя Джо, ожидая, пока парковщик вручит ей горсть монет на сдачу и квитанцию.
Ричард вовсе не ненавидел детей. Как он мог? Он был единственным ребенком в семье, и ему не с кем было соперничать дома. Его мама, души не чаявшая в сыне, заботилась о нем, словно он был наследным принцем Брунея.
«Вот в чем дело!» — триумфально подумала она. Ему никогда не приходилось соперничать с братом или сестрой за внимание, и он просто не знал, как вести себя с детьми. Все, что ему нужно, — немного времени, чтобы свыкнуться с мыслью. Для этого у них осталось семь месяцев.
Машина помчалась по Грин-стрит, со свистом обгоняя такси и громыхающие автобусы, словно участвовала в гонке. «А ты неплоха, Бесси, когда разгонишься, — ласково пробормотала она. — Но мне, наверное, придется обменять тебя на что-то более подходящее для ребенка или, по крайней мере, на что-то с более мягкой подвеской».
Приемная врача была переполнена, когда она добралась туда. Две уставшие мамаши пытались успокоить малышей, а пожилой мужчина с частым сухим кашлем занял сразу два сиденья. Мрачный подросток бунтовал, настаивая на том, чтобы самому идти к доктору.
— Я уже не ребенок, — шипел он на свою мать.
— Тогда перестань вести себя как ребенок, — пробасила она в ответ.
Он стал розовее, чем воспаленные прыщики на его безволосом лице, когда заметил, что Джо смотрит на него.
Та схватила со столика журнал с загнутыми краями и втиснулась между подростком и одной из мамочек.
Здесь ей, похоже, предстояло долгое ожидание, судя по изможденным лицам сидящих в очереди. Ну и пусть. Было всего лишь начало четвертого, и она только что узнала самую великолепную новость в мире, поэтому просто не могла жаловаться на бестолковое сидение. Она не могла жаловаться ни на что.
Ей до смерти хотелось рассказать о ребенке Ричарду. Хотелось рассказать о нем всем в приемной. Но вместо этого она переключила свое внимание на выпуск «Эль» годичной давности и стала бегло просматривать страницы придирчивым профессиональным взглядом.
