Приехавшая через месяц Анастасия с трудом узнала старшую сестру в раздавленной жизнью женщине, сидящей за столом перед раскрытой тетрадью, исписанной стихами. В комнате было нетоплено, грязно, пахло сиротством и смертью.
— Ася, все плохо, — сообщила Марина, как только сестра вошла к ней в дом. — Вот, продала брегет — и все пошло прахом. Не слышала? Ирина умерла.
— Как так? Когда? — всплеснула руками Анастасия.
— Да, умерла, — эхом откликнулась Марина. — В детдоме. От голода. На похороны я не поехала.
— Отчего же?
— У Али была температура, — с трудом выдавила из себя Марина. И, дерзко мотнув головой, глянула сестре прямо в глаза: — А если честно — то не смогла. Если к живой не приехала… Ах, Ирина, Ирина! Зачем ты пришла в этот мир? Получать шлепки? Слушать окрики? Петь, раскачиваясь, «Маина, Маина, Маина моя!»? Ей было уже три года, а она ведь и не говорила толком! Непослушная была, и я привязывала ее к креслу и запирала в темную комнату, чтобы не мешала писать. А Аля меня всегда слушала, разговаривала со мной, как взрослая. Получается, я выбрала из двух дочерей одну, забрала Алю из детдома, а Ирину оставила. Аля болела, ей было плохо, а Ирина ничего, пока держалась. И я забрала домой Алю. Выхаживала, как могла, сидела над ней ночами. А через месяц ко мне на улице подошла женщина и говорит: «Вы мать Ириночки? Умерла она, хоронить будем завтра. Приезжайте». Я пообещала, но не поехала. Не смогла. Все плохо, Ася. Все плохо. Нет вестей от Сережи, я с ума схожу! Душой я с Сереженькой, там, на Дону, пишу сейчас цикл стихотворений «Лебединый стан». Про мальчиков военных, молодых генералов белогвардейского движения.
— Муся, да разве можно? — оторопела Анастасия. — За это и расстрелять могут!
— Мне все равно, — безразлично откликнулась Цветаева. — Можно, нельзя — какая разница? Все мысли мои только о Сереженьке! А если он ранен? А вдруг убит? Нет, даже думать не хочу! Господи, — надрывно взмолилась Марина, рискуя разбудить Алю, спавшую в углу комнаты на заваленной тряпьем кровати. — Господи, если Сережа останется жив, никуда его больше от себя не отпущу, буду повсюду идти за ним как собака!
Только теперь Цветаева младшая обратила внимание, что сестра скручивает самокрутки из пожелтевшей газеты и смешанного с мусором табака.
— Боже мой, Муся, ты что же, махорку куришь? — воскликнула Анастасия. — Где ты ее взяла?
Не отрываясь от своего занятия, Марина устало проговорила:
— А, это? Грабитель оставил. С неделю назад залез к нам с Алей, походил, посмотрел на нашу нищету и неустроенность и, ничего не взяв, смахнул со стола на пол мусор и отсыпал махорки, оставил газету и пару конфет. Пожалел, получается. Хороший человек.
