– Что ж, – подытожил я, – он обрел эмоциональный покой. Эта женщина не дала ему уйти от ее когтей.
Она кивнула.
– Кто она?
– Уместны ли здесь имена? Я не вправе злоупотреблять его доверием.
– Не будьте ребенком, – возразил я, – человека ведь нет в живых.
Моя сентенция буквально сразила ее наповал. Рассказывая о Даулинге, она так была поглощена излагаемыми фактами и их отношениями, что, казалось, забыла о самом непреложном факте: его больше нет в живых.
У нее перехватило дыхание, на глазах выступили слезы.
– Успокойтесь, – попросил я, – для слез нет времени… Кто эта женщина, которая запустила в Даулинга когти?
– Ее зовут Бернис Клинтон.
Я с минуту дегустировал информацию.
– Не знаете, где она живет?
– Нет. Он никогда об этом не говорил, но я знаю, он ее содержал. Он снимал для нее квартиру. А запросы и вкусы у нее отчаянные.
– Потом он перестал оплачивать квартиру?
– Продолжает и поныне, хотя страстно мечтает освободиться.
– Почему?
– А почему всякий мужчина сперва лезет в ярмо, а потом во сне видит, как бы ярмо сбросить? Даулинг видел в ней мое отражение, и она это заблуждение всячески поддерживала, совсем вскружила ему голову. Правда, потом…
– Почему он не женился на ней в пылу увлечения, когда овдовел?
– Потому что начал узнавать ее истинный характер.
– И захотел возобновить прежние отношения с вами?
– Он тянулся ко мне, – согласилась она. – Но я не могла вернуться на его условиях. Я уважала его как отца моего ребенка, а узнав, что он спутался с этой женщиной… Не знаю, как объяснить, Дональд, что-то во мне умерло. Я видела в нем только друга. Я сочувствовала ему, понимала, пожалуй, больше, чем любая другая женщина в его жизни. Он мне нравился. Но вновь запылать страстью… Нет, на такие чувства меня теперь не хватит. Ведь один раз я уже прошла этот круг до конца… Если бы он захотел жениться на мне, как только я вернулась, я пошла бы под венец в ту же минуту. Увы, он опять был несвободен. История начиналась сначала. Я не хотела опять свиданий украдкой, постоянной лжи, тайной связи, а потом… быть может, новой беременности… Трудно объяснить, как я воспринимала его теперь, не менее трудно – как воспринимал меня он.
– Был он агрессивен, пытался вновь завязать близкие отношения?
– А как же, конечно.
– Не вполне понимаю ваше «конечно».
– Он очень чувственный мужчина, и какой! Я ему нравилась, у нас интимные воспоминания, и было бы противоестественно, если бы он повел себя иначе.
– Но вы не уступили.
