- Возможно, японцы увидели одну из наших торпед и изменили курс, предположил Лэкин.
- Что ж, может быть и так, - заметил лейтенант Морин, - или же на эсминцах услышали шум винтов торпед.
- Нет, - возразил командир, - едва ли они смогли бы уклониться от наших торпед. Ведь для этого у противника было не больше минуты. Скорость эскадренного миноносца равнялась 11 узлам, скорость торпеды - 46, следовательно, суммарная скорость их сближения составляла 57 узлов. Вероятнее всего, мы сами неточно определили его скорость, или же он резко изменил курс перед самым залпом.
Пососав свою незажженную трубку, Стэйни продолжал:
- Наверное, лучше было бы выстрелить в другой момент. При этой проклятой стрельбе на встречных курсах всегда ожидай неприятностей. Кажется, будто высоченный острый нос эсминца, как нож гильотины, опускается вниз, чтобы снести тебе голову. В подобных случаях Маш Мортон действовал куда более правильно.
- А что же он делал? - спросил Лэкин.
- Он заставлял своего помощника Дика О'Кейна стоять у перископа. Это давало Мортону время трезво оценивать обстановку и принимать решения только на основе штурманских расчетов и данных прибора торпедной стрельбы. И острый, как бритва, нос вражеского корабля не действовал ему на нервы. Наши торпеды, - продолжал Стейнмец, - были выпущены с дистанции примерно 1100 метров. Но это много, слишком много. В сущности, для данного способа стрельбы рекомендуется дистанция не более 600 метров.
- Об этом легко говорить, когда ты не находишься на подводной лодке, навстречу которой со скоростью курьерского поезда несется эсминец, - сказал Лэкин.
- В какой-то степени вы, конечно, правы, - согласился Стэйни. - Корабль противника казался таким огромным, и мне нестерпимо хотелось скорее дать залп и убраться с его пути. Теперь мне ясно, что если бы я не поторопился с залпом, эсминец прошел бы над нами и мы смогли бы атаковать последний транспорт, а эсминцы узнали бы о нашем присутствии только по взрывам торпед. Боюсь, как бы моя ненависть к японцам не стоила нам жизни.
- Не расстраивайтесь, - заметил Лэкин. - У вас еще остались верные шансы нанести удар, как говорят янки. - Смеясь и импровизируя в рифму, Лэкин продолжал: - Дал залп, нырнул и был таков, а завтра снова бьешь врагов.
- А вы, оказывается, поэт, Лими, - шутливо сказал Стэйни, едва вдали отгремели разрывы первых четырех японских глубинных бомб.
- О, вы еще не знаете меня, дружище. Я прямо-таки помешан на поэзии. Более того...
