После случившегося на турнире он, однако, отметил, что в отношениях между ними наметилась дистанция. Если бы он мог держаться с ней, как раньше, относиться к ней так же легко и добродушно, как взрослый к ребенку, все было бы просто и ясно. Но, как раньше, теперь не получалось. Магдален де Бресс уже не ребенок, и он осознавал силу ее женственности и с замешательством и с трепетом ловил на себе пристальный взгляд ее ясных серых глаз, так смело изучавших его.
Сейчас же ему казалось, что свежесть морского воздуха, столь живительная после лондонской влажной духоты, как будто легче дышалось и он был способен на то, на что до сих пор не осмеливался. Гай положил руку ей на плечо, и она взглянула на него с улыбкой.
— Боже, как чудесно! Как легко дышится!
Совпадение их ощущений было настолько полным, что он звонко рассмеялся.
— Смотри, это остров Уайт, — он указал на сливавшиеся с волнами очертания земли на горизонте. — Сегодня после полудня мы пройдем Нилд Рокс. Эти скалы повидали много кораблекрушений на своем веку.
— Но вряд ли нам стоим их особо бояться, — сказала Магдален, безуспешно пытаясь скрыть тревогу в голосе. Чем дольше наслаждалась она свежим воздухом и необычностью открывшегося ей зрелища, тем сильнее ей почему-то начинало казаться, что Бог создал человека не для того, чтобы тот путешествовал по воде. — Погода обещает быть хорошей, не правда ли?
Гай взглянул на небо, затянутое дымкой; солнце светило сквозь нее, как фонарь сквозь тонкое полотно.
— Не просто хорошей, а отличной, — подбодрил он ее. — Но в любом случае лучше пройти Нилд Рокс засветло и быть очень осторожными в открытом море.
Магдален, доверчиво выслушав его заверения, протянула руку де Жерве и увлекла его за собой. Чтобы пассажиры могли наслаждаться морским воздухом, у входа в каюты под полосатым тентом было сооружено какое-то подобие навеса; там же сидел менестрель и бренчал на лютне жалобную мелодию.
Особых дел, кроме как дышать морским воздухом, совершать приятные прогулки по палубе, то есть бить баклуши, не было. Обед, поданный ближе к полудню, состоял из запеченной оленины, гусятины свежего белого хлеба и бульона из собранных в самый канун отъезда в полях за Портсмунтом грибов. Поскольку в море им предстояло находиться не более трех дней, самое большое неудобство, с которым они могли столкнуться — зачерствевший белый хлеб. Магдален выглядела довольной. Она потягивала вино из высокой оловянной чаши, подставив закрытые глаза свету; тепло касалось век и сквозь них сочился розовый свет. Музыкант продолжал медленно перебирать струны лютни, и Магдален погрузилась в сладкую дрему, а потом уснула.
