— Почему вы мне сразу не сказали, что моя судьба в моих собственных руках? — спросила она дерзко.
— Политика — не женское дело, — ответил герцог сухо, и тут же вспомнил о матери Магдален, считавшей и действовавшей — вплоть до последнего вечера в своей жизни — по собственному усмотрению.
Глаза ее вновь поймали взгляд де Жерве, и снова он увидел в них призыв и надежду, но тотчас же потупил взор, пораженный ее настойчивостью. На мгновение он почувствовал, что под одеялом, в двух шагах от него, скрыты волшебные изгибы женского тела, и его охватило волнение. До него вдруг дошло, что то полудетское признание и сегодняшний взгляд — звенья одной цепи и что его начинает затягивать водоворот, в котором сливались воедино страсть и смертельная опасность.
Не эта ли сила притягивала когда-то Джона Гонтского к Изольде де Боргар? Многих погубил этот водоворот, и лишь случайно избежал смерти герцог Ланкастерский. Гай де Жерве знал многих юношей, изнемогающих от любви к дочери Изольды, и многих мужчин, чьи глаза горели похотью в ее присутствии. И еще он знал, что Магдален совершенно околдовала мужа с той минуты, как он лег с ней в постель. Гая занимала мысль о том, ведает ли сама Магдален о той силе, которая досталась ей в наследство от матери? Едва ли. Пока — едва ли.
Джон Гонтский, ставший невольным свидетелем их немого диалога, стоял как вкопанный — и память о прошлом захлестнула его. Ему без слов было более чем понятно то, что происходило между его дочерью и Гаем. Он и сам пережил нечто подобное когда-то, и потому отчетливо представлял, на краю какой пропасти они оказались. Но Ланкастер на то был Ланкастером, чтобы не забивать себе голову подобными глупостями. Его не касалось, станет ли его дочь, Магдален де Бресс, падшей женщиной, а Гай де Жерве — ее любовником… Пусть она и его дочь, на деле это никак не отразится, а потому он умывает руки.
Минутная слабость не на шутку рассердила Ланкастера: еще никогда его далеко идущие планы не находились под такой угрозой, а он предается воспоминаниям и сентиментальным размышлениям. Резко повернувшись и отойдя от кровати, он разрушил оцепенение, овладевшее всеми.
— Итак, готовьтесь к отъезду, миледи! Вы будете путешествовать с пышностью, соответствующей вашему титулу. Ваши служанки поедут с вами. С лордом де Жерве дополнительно отправится отряд из пятидесяти копьеносцев и двухсот всадников.
Пятьдесят копьеносцев, и по двое слуг на каждого — итого сто пятьдесят человек! Для обычного эскорта знатной леди — что-то многовато! Магдален заволновалась: значит, их поездка во Францию будет опасной? Разумеется, перемирия между Англией и Францией всегда были недолгими и непрочными, но тем не менее о войне пока что речи не шло. Единственное предположение у Магдален сводилось к тому, что герцог хочет занять в этом походе побольше рыцарей и оруженосцев, которые в противном случае разбегутся и начнут грабить и разорять мирных жителей английского королевства просто от безделия.
