Женщина издала короткий сдавленный вопль и теперь уже обеими руками ухватилась за горло; ее глаза наполнились ужасом.
— Что ты сделал со мной?
— То, что ты собиралась сделать со мной, — был его ответ.
Взгляд Изольды упал на кубок, все еще стоящий на столе, и на лице женщины выступил холодный пот — ей стало понятно.
— Помоги мне! Во имя всего святого, помоги!
Он осторожно опустил ее на пол, думая о том, что не способен сочувствовать женщине, страдающей от мук, уготованных ею для него. Его занимал лишь вопрос: будет ли действие яда в кубке милосердно быстрым или принявший его обречен на длительные и невыносимые муки. Судя по всему, яд был быстродействующим. Глаза женщины остекленели, и хотя тело еще билось в конвульсиях, сознание, очевидно, уже покинуло ее. Он встал перед ней на колени и торопливо прошептал слова отпущения отходящей душе — как это предписывается папской декреталией. При всей ее греховности — а грехи ее были тяжки и многочисленны! — при всем том, что руки ее были по локоть в крови, он не желал обрекать ее на вечные муки в жизни иной. Он еще продолжал читать молитву, когда ощутил, что мертвое тело сотрясается в конвульсиях. Это пробивал себе дорогу в мир ребенок — их ребенок!
Какое-то время он был в замешательстве. Ребенок — плод его страсти, но выношен в чреве преступницы! Даже если он родится, какие шансы выжить у восьмимесячного младенца? И все же в этой развернувшейся на его глазах схватке, в этой слепой жажде жизни было что-то, что не позволило ему встать и уйти.
Он откинул холщевую рубашку и помог младенцу явиться на свет — уже после смерти матери. Достаточно трех смертей для одной комнаты, подумал он, вынул нож из-за ремня, разрезал пуповину и завязал. К его удивлению, у крохотного существа тут же открылось дыхание, и оно отметило свое появление в мир пронзительным криком. Это была девочка, крохотная, как и следовало ожидать от восьмимесячного ребенка, но с виду вполне здоровенькая, и пока крики сотрясали ее тельце, глаза, не мигая, смотрели прямо на отца. Он завернул дитя в плащ, подбитый мехом, и оставил это место смерти и рождения новой жизни.
В хижине было холодно и темно. Ледяной ветер прорывался внутрь через отверстие в крыше, служившее дымоходом, раздувая огонь в очаге и разнося по помещению клубы дыма. Несмотря на стужу, по утоптанному земляному полу среди рассыпавшегося камыша прыгали блохи, и девочка рассеянно шлепала по ноге: ее внимание было сосредоточено на пенистой жидкости в плоской лохани, поставленной прямо на землю.
