– Господину аббату плохо, он упал! – Крикнула Анетта. – Иди сюда!
Женщины перевернули аббата на спину. Он был необыкновенно бледен, а из уголка рта текла струйка крови. Анетта нагнулась и уловила слабое дыхание.
– Он жив, – произнесла она с облегчением.
– Не думаю, что это надолго, – озабоченно ответила тетушка Леру. – У него кровь горлом идет. Плохо дело. Мне показалось, что он позвал кого-то из нас, перед тем как упасть?
– Не знаю, – покачала головой Анетта. – Он крикнул «Альбина!».
– Странно. В нашей деревне и нет никого с таким именем.
Муре перенесли в его домик при церкви, где под аханье Дезире и кухарки уложили его в пустой комнатке, с голыми стенами, на одной из которых чернел внушительных размеров крест. Срочно вызванный деревенский врач, неумело осмотрел его и огласил горестную весть – аббат не проживет и дня. Такая запущенная форма чахотки. Да он, как видно, совсем не следил за своим здоровьем!
– Необходимо позвать священника, – пробормотала кухарка и испуганно умолкла. Единственный священник прихода лежал сейчас распростертый на постели, а кюре ближайшей церкви святого Сатюрнена находился за много лье.
В конце концов, было решено снарядить Жана. Дезире вывела из конюшни единственную лошадь и впрягла ее в телегу. Жан тут же и уехал. При удачном стечении обстоятельств он мог бы вернуться через двадцать часов.
Аббат лежал с закрытыми глазами, и из его груди с каждый вздохом вырывался хрип. Кровотечение удалось остановить, но в сознание он так и не пришел. Рядом с кроватью сидела Дезире, задыхаясь от слез и держа брата за руку. Ее умственные способности так и не пробудились. И сейчас, уже достигнув почти своего шестидесятилетия, она оставалась большим ребенком, и как ребенок мгновенно переходила от отчаяния к радости. Сейчас она всхлипывала, широко открыв рот, и слезы как весенний дождь непрерывно лились из опухших глаз. Впрочем, она скоро успокоилась и торопливо принялась за уборку комнаты, аккуратно сложив одежду аббата на спинку стула. Потом ухватила таз с теплой водой и принялась губкой протирать лицо больного, забрызганное кровью. Всю свою заботу, которую она отдавала питомцам скотного двора, сейчас она перенесла на брата, которому раньше уделяла слишком мало времени.
Вопреки предсказанию врача, больной пережил ночь и наутро даже почувствовал прилив сил, какой чувствуют все больные чахоткой перед агонией. Дезире напоила его бульоном с ложки, и он устало откинулся на подушки. Перед его глазами проплывали все те же знакомые образы – сад Параду, Альбина. И снова и снова возвращался он к пугающей картине – Альбина бледная и застывшая на ложе из цветов, словно прекрасная шкатулка, заключающая в себе не рожденного ребенка. Те самые цветы, которыми они любовались вдвоем, приносившие столько радости – стали палачами для несчастной брошенной Альбины. Никто не видел, как она в отчаянии срезала все эти левкои и розы, полностью опустошив сад. Как принесла их в свою комнату, усыпав ими пол и кровать. Как плотно закрыла окна и двери и уснула на ложе из цветов, чтобы умереть вместе с ними, задохнувшись в их агонии.
