– Вот что… не хочешь ли чаю?
– Да, хочу.
Выпивши по стакану чаю и съевши бутербродов, они как дети взялись за руки и направились к выходу. Теперь аллея была темна и пустынна. Они оглянулись и, видя, что одни, поцеловались.
– Колечка… Колечка!
Её голова упала назад, и горячие губы полураскрылись. Она что-то шептала.
Ракович ещё раз оглянулся. Аллея пустынна по-прежнему. Он крепко обнял девушку. Ветер слегка шелестел листьями, влажный воздух казался удушливым.
– Колечка!.. Колечка!..
Вдруг его рука прикоснулась к чему-то металлическому. Он вздрогнул, хотя не мог сказать, чего именно он испугался.
– Боже мой, Катя… Что это у тебя? – спросил он, сильно сжимая её руку.
– Где? Что?
– Вот…
Кривцова очнулась, поражённая этим вопросом как громом. Розовый сон мгновенно кончился. Пробуждение было так мучительно, что она едва устояла на ногах.
– Револьвер, – сказала она тихо, отстраняя руку молодого человека.
– Револьвер? – переспросил он с возрастающим испугом, чувствуя, как внезапно похолодели её пальцы.
– Да.
Они сделали несколько шагов по аллее.
– Зачем револьвер? – прошептал он после минутного молчания.
Но она не отвечала и беспомощно опустилась на скамейку. Он сел возле неё, тревожно прислушиваясь к биению своего сердца, глядя широкими глазами на её склонённую фигуру.
– Катя, ты что-нибудь задумала?
Она всё молчала. Какой сумрак, какая тьма! Солнечный луч, живительно согревавший её, потух. Чаша, из которой она собиралась пить, разбита, разбита как и прежде. Милые призраки уходили куда-то, в смятении, закрыв лица руками. Ей ясно вспомнилась Варенька, и ей противна была теперь ненависть, разделившая их. Точно тень, сожаление о счастье, которое уже невозможно было для неё, подымалось в её душе. Не Варенька, а что-то другое стояло на дороге к этому счастью…
XXII
– Коля, – сказала вдруг Кривцова, – не бойся ничего… Вот смотри…
Она отвязала револьвер и швырнула в кусты.
– Мне он теперь не нужен… Ах, Коля! Но нам надо сейчас же расстаться… Навсегда! Милый Коля, прощай! Забудь меня… Прощай, Коля!
Ракович обнял её и осыпал поцелуями.
– Ни за что, – говорил он, – ни за что! А, Катя, я теперь понимаю!!. Ты хотела убить себя. Я понимаю… Если бы я не бросил Вареньку – ты бы себя убила! Ах, Катя!
Кривцова усмехнулась.
– Нет, нет, не то… Я была уверена, что ты бросишь её, если я попрошу…
Она опять усмехнулась.
– Ненадолго!
– На всю жизнь! – вскричал Ракович.
– Может быть… Хочу верить… Но сначала у меня не было этого желания… А было другое, главное…
